Кошмары - Ганс Гейнц Эверс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 109
Перейти на страницу:
все выглядят до одури одинаково. Однажды я встретил кого-то, кого принял за графиню Мелани; я был уверен, что это она, но, как оказалось, ошибся. Это был какой-то другой человек, никогда прежде не встреченный.

Ей было тридцать пять, и она жила на этой земле уже по меньшей мере четверть века. Она была богата и могла бы вести действительно хорошую жизнь в Европе, но жила просто и бедно, командовала домашним хозяйством точно так же, как когда-то командовал ею ее отец, ругалась со слугами и ездила верхом по ранчо в черном платье. Это была единственная женская черта в ней. Когда она отдавала приказ, он звучал, как у прусского кавалерийского капитана, ясно и резко. Однажды она завопила так громко, что эхо разнесло по всем жилым комнатам:

– МАРИ-И-И!

«Мари» пришла – и вот ее-то я признал сразу. Ошибки быть не могло – передо мной стоял Езус Мария фон Фридель. Он был обряжен в черное платье для верховой езды, как и графиня, и подвел обеих лошадей прямо под мое окно. Графиня взяла поводья и галантно подставила ему руки. Он укрепил ногу на ее сплетенных пальцах и запрыгнул в седло – в дамское, само собой. После этого графиня также вскочила на лошадь и на пару с «Мари» помчала в лес.

Оказалось, графиня Мелани сделалась преемницей звезды «Медеи» и стокгольмской исполнительницы. На смену легковесным актрисам пришел настоящий команданте в юбке. С такой спутницей, подобной мужчине по характеру, барон фон Фридель стал женственным до крайности – теперь он разгуливал в женском платье и состоял при графине горничной.

В тот день я его больше не видел, но на следующее утро повстречал на веранде. Барон сразу узнал меня, и я кивнул ему. В одно мгновение он развернулся и убежал. Через полчаса он пришел в мою комнату – уже в мужской одежде.

– Вы надолго здесь? – осведомился он.

Я ответил, что у меня нет совсем никаких планов и я могу уехать хоть сегодня, хоть на следующей неделе. Затем он спросил, может ли он поехать со мной. Было бы лучше, если бы я ушел прямо сейчас. Я извинился, сказал, что мой приезд был чистым совпадением, что я никоим образом не хотел вмешиваться в его жизнь на этой вилле с этой амазонкой. Пусть он спокойно остается на месте, а я уеду один, раз стесняю его.

– Нет, дело совсем не в этом, – произнес он. – Теперь я – другой человек, и мне лучше уехать сегодня при любых обстоятельствах. Не могу оставаться здесь больше ни часа.

Мы путешествовали вместе полгода. Мы охотились в Чоко, что в Колумбии. Охотно признаю, что барон фон Фридель был лучшим ездоком и охотником, чем я. В странствии нашем случались некоторые накладки – главным образом потому, что он не упускал из виду ни одной встречной индианки. Европейские женщины устраивали его лишь наполовину; одну туземку он несколько дней таскал повсюду, посадив ее перед собой на седло.

В Асунсьоне в консульстве его ждало приятное известие: последняя из его теток ушла из жизни, и теперь он владел значительным состоянием. Мы вместе вернулись в Европу. Мое облегчение, когда этот молодчик сошел во французской Болонье, не описать словами, ведь на пароходе барон вел себя в высшей степени легкомысленно и подчас невыносимо: каждую ночь играл в азартные игры, пил и устраивал скандалы, буянил в курительной комнате. Его заигрывания и вторжения в личное пространство более-менее охотно воспринимались всеми служанками на корабле, но пара девиц в третьем классе, кого барон натурально преследовал, пожаловались на него капитану. Последствием этого стали скандал, сплетни и пересуды. Несмотря на это, барон умудрился соблазнить молодую жену одного коммивояжера, попутчика в круизе по испанской Мадейре, и провернул все столь дерзко и беззастенчиво, что я и поныне не возьму в толк, как этого ни одна живая душа, кроме меня, не заметила.

Мне всегда казалось, что все, что фон Фридель делал, исходило из непреодолимого побуждения снова и снова доказывать себе и другим свою мужественность. Должен сказать, он проделывал довольно хорошую работу.

Все описываемое мной происходило за год до его смерти. Езус Мария фон Фридель застрелился в Айблинге – в замок он отбыл, едва возвратившись в Европу. Там он жил вдали от всякого общества, ведя уединенный в полном смысле слова образ жизни: его окружали старые слуги, и кроме них он почти никого не видел. Иногда фон Фридель ездил верхом по буковым лесам, но большую часть времени проводил в библиотеке замка. Это я знаю от Иосифа Кохфиша, его адвоката-душеприказчика; Кохфиш также дал мне прочесть то, что барон написал за недели и месяцы до своей смерти. Я называю этот материал «заметками» – лучшего слова попросту не подобрать. Судя по всему, изначально он планировал сделать из черного гроссбуха книгу рукописных мемуаров, но очень скоро затея переросла в своего рода дневник, который через несколько страниц сбивался то и дело на стихи, житейские наблюдения и странные размышления на грани потока сознания. Чем дальше я продвигался по тексту, тем запутаннее и страннее тот становился.

И вот еще какая странность: записи вносили два разных почерка. Они начинались наклонным твердым почерком барона, который я хорошо знал, так длились первые четыре дюжины страниц, и вдруг на новой странице на протяжении двадцати страниц начинала хозяйничать изящная женская рука. За ней снова последовала сильная рука барона, которая очень скоро во второй раз растворилась в почерке женщины. Позже в книге почерк будет меняться так часто, что в конце концов они оба станут появляться в одном предложении.

Я определил, что все стихи, кроме двух, были писаны рукой женщины. Кроме того, она также оставила чувственное эссе о музыке Л. фон Хоффмана и парочку превосходных переводов Альфреда де Виньи. Но наряду с этим следующие произведения были написаны твердой рукой барона: целый ряд описаний сражений с бурами, весьма точный критический разбор влияния Гофмана на французов XIX столетия, обширная разгромная критика стихов Уолтера Уитмена и, наконец, обстоятельнейшая статья по шахматному делу, восхвалявшая талант Руя Лопеса[36] к хитрым комбинациям.

Рукой барона было выведено всего два стихотворения. Одно из них – разудалая, в духе георгианства, застольная песнь «о пользе выпивки и кумара». Другое довольно-таки показательно, и я считаю необходимым привести его здесь целиком. Озаглавлено оно было «К незнакомке внутри».

Твои глаза волшебные ответят,

И поцелуй твой мудрый объяснит,

Как может сполох, что внутри горит,

Зажечь края – и вот уж пламень светит?

1 ... 94 95 96 97 98 99 100 101 102 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?