Внизу наш дом - Сергей Калашников

– А истребители противника? – не понял я.

– А их истребителей встречают наши истребители. Потери у них больше, потому что опытные летчики израсходованы. Понимаете, концепцию авианаступления мы начали отрабатывать ещё над Румынией. Потом творчески переосмыслили этот опыт над Финляндией. А теперь применяем над Украиной, Белоруссией и частью Прибалтики.

– А пехота, танки? – попытался уточнить я.

– За пехотой основная задержка, – развел руками Чкалов. – Не можем мы всю её самолётами перебрасывать. И даже средние танки не можем.

– Ты, Палыч, не смотри на меня так пронзительно. Я не волшебник. Нет пока достаточно мощных моторов, чтобы такой грузовоз забабахать.

– Да, знаю я. Антонов просит АШ-62 для По-4, ну, для «Сараев», а у меня их просто не хватает – нужны для Су-2.

– Для «Сараев» и М-25 хватило бы. А их, небось, тоже с производства уже поснимали?

– В производственных мощностях загвоздка, – вздохнул Чкалов. – Не резиновые они.

– Да знаю, – я досадливо махнул рукой. – Все проблемы от моторов. Но на старые машины-то делают ещё М-25?

– Это возможно, – Валерий Павлович призадумался. – Скоро придётся самому поштучно делить двигатели между заводами из того, что останется после обеспечения строевых частей.

Конец зимы я провёл за писаниной. Если уж мы с Мусенькой решили повлиять на послевоенные реалии, нужно было подойти к делу ответственно, тщательно продумывая каждый очередной ход. То есть действовать так, чтобы не наговорить ничего предосудительного с точки зрения руководства страны. И, со своей стороны, не оставить без внимания чего-либо важного.

Исписанные листы отнёс в отдел режима Горьковского авиазавода, где содержание было перепечатано машинисткой и отправлено прямиком в Кремль. Реакция последовала ожидаемая – нас с Мусенькой вызвали к товарищу Сталину.

В комнате для совещаний снова сидела стенографистка Наденька со своим неизменным блокнотом да Хозяин прохаживался вдоль стены, на которой висела огромная карта.

Поздоровавшись, Иосиф Виссарионович приветливо улыбнулся и протянул мне тоненькую брошюрку «Правила радиационной безопасности».

– Люди, занятые в атомном проекте, высоко оценили этот труд. Откуда у вас подобные сведения? Вы же не раз подчёркивали, что не физик!

– Эти правила в нашей будущей стране изучали все поголовно. Они являлись частью такой интересной дисциплины, как «Гражданская оборона», – объяснил я. – Дело в том, что вскоре после завершения Второй мировой войны началась третья – «холодная». То есть она не сопровождалась ведением боевых действий, а выражалась в гонке вооружений. Новые виды военной техники создавались с огромной скоростью и непрерывно испытывались в так называемых локальных войнах или конфликтах. В результате напряжение, вызванное в советском народном хозяйстве нападением гитлеровской Германии, не спало окончательно, а продолжало мешать нам вести мирное строительство.

Тот факт, что и Советский Союз, и Соединённые Штаты обладают боеприпасами огромной разрушительной мощности, вызывал серьёзную озабоченность как у населения всех стран, так и у их руководства. В результате, обучение правилам выживания после применения оружия массового поражения происходило повсеместно. А радиационная опасность представлялась наиболее серьёзной – естественно, что ей уделялось особое внимание.

– Значит, я правильно понял, – кивнул Сталин, – что вы предполагаете достаточно скорое завершение войны. И пришли к выводу о необходимости поделиться своими знаниями о предстоящих трудностях.

– Так точно, – ответила Мусенька. – Но нам бы хотелось ознакомиться с более подробной информацией о положении на фронтах. А то из радио и из газет удаётся почерпнуть не так много!

– Что же, – снова кивнул Иосиф Виссарионович. – Начну с признания – несмотря на то, что оба вы независимо друг от друга предупреждали об огромной силе ударов со стороны Вермахта, о большом тактическом и стратегическом мастерстве фашистских командиров, оценить достоверность этих сведений нам удалось лишь нынешней зимой. Значительная часть окружённых немецких частей сумела прорваться к своим, нанеся нам существенный урон.

В то же время высокая оценка, данная Марией Антоновной полководческому таланту Константина Константиновича Рокоссовского, оказалась верной. Он сумел скоординировать взаимодействие югославских партизан и армий Румынии и Болгарии таким образом, что гитлеровцы не смогли добиться заметных успехов на южном направлении. Сейчас под его начало поступили и части, собранные на нашей территории из словацких военнопленных и из венгров, оказавшихся в Румынии после оккупации их страны фашистскими войсками. Сформирован своего рода интернациональный корпус размером приблизительно с фронт. Мы его условно называем Балканским. Он уже приступил к освобождению Венгрии.

– А Войско Польское? – чуть не подпрыгнула Мусенька.

– Этих войск на самом деле не одно, а два. Одно из них подчиняется правительству Польши в изгнании, находящемуся в Лондоне. А второе – части, сформированные на нашей территории из поляков – уже вступили в боевые действия. Они находятся на Варшавском направлении.

– Скажите, товарищ Сталин! Это польское правительство в изгнании, оно не отказывается с нами взаимодействовать? – озарила меня смутная догадка.

Иосиф Виссарионович досадливо поморщился:

– С ними крайне трудно договориться. Иногда кажется, что они даже не рады тому, что Красная Армия вот-вот приступит к освобождению их страны от захватчиков. Но информацию, которую им передают партизаны и подпольщики, нам сообщают. Не уверен, что всю, но немало полезных сведений.

– Играют в свои политические игры, – кивнула Мусенька. – Дайте им понять, что собираетесь всячески способствовать скорейшему восстановлению гражданской власти на их территории и рассчитываете на то, что законное правительство займется этим во взаимодействии с руководством армии-освободительницы.

– То есть вы предлагаете отдать Польшу под влияние Великобритании? – Иосиф Виссарионович окинул нас тяжелым взглядом.

– После этой войны уже наверняка и не скажешь, будет это влияние Лондона или Вашингтона, – пожала плечами Мусенька.

– И вообще, мы начали настолько быстро перескакивать с одного на другое, что легко потерять нить. Давайте, прежде чем задавать друг другу неудобные вопросы, обозначим аспектуальный диапазон.

– В народе это называют парадигмой, – объяснила Мусенька, отвечая на изумлённый взгляд вождя.

Стенографистка фыркнула.

– Товарищ Сталин! Вы же сами предполагали, что разговор о послевоенном периоде простым не получится, – поторопилась Мусенька успокоить Иосифа Виссарионовича.

– И какие же парадигмы вы намерены использовать? – усмехнулся вождь. – Может быть, начнём с какой-нибудь из тех, что попроще?