Почти нормальная семья - Маттиас Эдвардссон

Однако Адама не так легко убедить. Он всегда прекрасно чувствовал, когда ему лгут, и понял, что Амина что-то скрывает. На свете есть только два человека, которые умеют обмануть Адама. Один из них – это Стелла, другой – это я.

В четверг после убийства мне снова позвонила Амина. До этого момента все шло так, как мы и предполагали, но теперь Амина возмущенно пыхтела в трубку. Адам поджидал ее у «Арены» и пытался вытянуть из нее дополнительные сведения. Она была уверена, что он все знает. Интуитивно Адам догадался, что Стелла и Амина обе каким-то образом замешаны в смерти Кристофера Ольсена.

Я не планировала рассказывать Адаму, что я тоже не спала, когда Стелла вернулась домой ночью с пятницы на субботу, но по мере того, как его поведение становилось все более непредсказуемым, я поняла, что надо что-то предпринять. Именно тогда у меня возникла идея о переезде в Стокгольм.

Я люблю Адама. Наш брак не раз давал трещины, бывали в нем свои взлеты и падения, но ведь не зря говорят, что скрипучее дерево сто лет стоит. Два человека, вместе прошедшие через все то, что довелось пережить нам, связаны друг с другом такими узами, которых посторонним и не понять.

В Стокгольме мы смогли бы построить нашу жизнь с нуля. Между тем следствие затягивалось, а я вынуждена была увезти Адама из Лунда, пока все не закончилось катастрофой. Хотя в конце концов мне пришлось признаться ему, что это я позаботилась об исчезновении телефона Стеллы, и хотя он и сам мог догадаться, что именно я уничтожила окровавленную блузку, мне удалось убедить Адама стоять на своей лжи до конца и дать Стелле алиби.

В ту минуту, когда я обнаружила, что Стелла забыла дома мобильник, мне стало ясно, что случилось нечто ужасное. Свой телефон Стелла не забывает никогда. С каждой минутой моя тревога нарастала. Наконец я уже не видела другого выхода, кроме как пролистать ее сообщения.

С ужасом прочла я последнее отчаянное письмо Стеллы Амине. На мгновение у меня возникла мысль показать это Адаму, но я тут же поняла, что это имело бы катастрофические последствия.

Я сидела на диване, не сводя глаз с мобильника Стеллы, когда позвонил Микаэль.

– Сожалею, Ульрика, но Стелла задержана полицией.

Для меня было шоком снова услышать его голос после стольких лет.

– Она потребовала, чтобы я выступал ее защитником по назначению.

– Что?

Я ничего не понимала. Стелла захотела, чтобы Микаэль был ее адвокатом?

– Она знает, кто ты? – спросила я, когда он поздно вечером подвозил домой нас с Адамом.

– Ясное дело, знает.

Это так типично для Стеллы. Она прекрасно знала, что наши с Микаэлем отношения простираются далеко за рамки профессионального общения, она слышала, как мы разговаривали по телефону, и поэтому потребовала его в качестве адвоката.

Не могла же она все понимать? Не могла знать, что Микаэль нарушит обязанность соблюдать профессиональную тайну и посвятит меня во все подробности дела?

Оставить Стеллу в неведении относительно того, что происходит, одинокой и покинутой в своей камере, – это было ужасное решение. Я так из-за этого мучилась, что в конце концов попросила Микаэля организовать мне встречу с ней, чтобы все объяснить, но Стелла отказалась от встречи, а я не решалась доверить эту задачу Микаэлю. Чтобы выручить из беды и Амину, и Стеллу, нужно дождаться суда. Ставки в этой игре были чудовищно высоки. Я рисковала дочерью. Своей семьей.

В воскресенье утром, вскоре после того, как полиция провела в нашем доме обыск, Амина пришла ко мне. Адам сидел на допросе в полиции, и, когда он позвонил, я выиграла время, сказав, что обыск еще не закончен.

Когда мы приняли решение, Амина достала пакет, который был спрятан у нее под курткой. Она пояснила, что нашла пакет в урне на детской площадке, и я сразу поняла, что в нем.

Мы сели в машину и отправились прямиком на гранитный карьер в Дальбю, где я заехала на узкую гравийную дорожку. Боязливо оглядевшись, я вывалила содержимое пакета на землю. Амина стояла радом со мной и всхлипывала, пока я растаптывала мобильный телефон Кристофера Ольсена.

– И твой тоже, – сказала я.

Она посмотрела на меня, широко открыв глаза. Потом протянула свой телефон, и я вынула из него сим-карту, прежде чем разбить его. Под ложечкой сосало от страха, но времени на колебания не было. Наконец-то я поняла, что именно на самом деле имеет значение в жизни. Настал момент это доказать.

Я взобралась на скалу над карьером – на самый край уступа, где каменная стена круто уходила в воду – такую неподвижную, что казалось, там внизу бездонная черная дыра. Натянув перчатки, я швырнула вниз нож, которым был убит Кристофер Ольсен. Нож пролетел по воздуху, описав широкую дугу, потом острие разрезало темную воду. И глубокое озеро с бульканьем поглотило свою добычу.

Адам делает шаг назад, чуть не налетев спиной на автомат с напитками:

– Ты сама понимаешь, что ты наделала?

Внутри у меня сплошная боль. В эту секунду я раскаиваюсь во всем. Я рискую потерять не только дочь. И Адама тоже.

– Я сделала это ради вас. Ради семьи.

– А как же Амина?

Я киваю.

– Тогда я ничего не понимаю. Я своими глазами видел у Линды Лукинд такие же туфли, как у Стеллы. И она преследовала ее в тот вечер.

Я допиваю последний глоток воды и, скомкав банку, бросаю ее в урну.

– Линда Лукинд не убивала Кристофера Ольсена, – говорю я. – Все, что говорила Линда, пытаясь предупредить Стеллу, вероятно, было правдой. Ольсен подвергал ее чудовищным издевательствам.

С особым усердием я подчеркиваю последние слова. Может быть, чтобы убедить Адама, что он поступил правильно? Или чтобы убедить саму себя?

Взгляд Адама по-прежнему блуждает, ни на чем не останавливаясь.

– А как же те поляки?

– Владельцы пиццерии? – Я пожимаю плечами. – Они, конечно, воришки и обманщики, но к смерти Ольсена не имеют отношения. Они хотели лишь сохранить свою пиццерию в принадлежавшем ему доме.

Адам качает головой.

– Безумие какое-то, – произносит он. – Почему Амина не рассказала? Как она могла бросить Стеллу одну, позволить ей пройти через все это?

Я открываю рот, но осекаюсь на полуслове. Адам ни за что не простит меня. Он никогда не поймет.

– А ты? – спрашивает он. – Ты?

Это, скорее, констатация факта, но в его голосе не слышно обвинения.

– Чего не сделаешь ради своих детей, – говорю я.

Адам смотрит мне в глаза. И у меня возникает мысль – а вдруг он все же в состоянии понять меня?

– Я люблю тебя, – шепчу я.

Теперь мне ясно, что это правда. Именно так. Я люблю Адама. Я люблю Стеллу. Я люблю нашу семью.