Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

Обед, на который не поехал мистер Мердл, давалзнаменитый Врач. Цвет Адвокатуры присутствовал на этом обеде и блисталостроумием. Фердинанд Полип присутствовал тоже и пленял всех любезностью.Немного нашлось бы путей в человеческой жизни, сокрытых от Врача, и емудоводилось бывать в таких темных закоулках, куда даже Столп Церкви заглядывалне часто. У него было изрядное число поклонниц среди дам высшего лондонскогосвета (я просто без ума от нашего доктора, душенька, он так мил, такобходителен); но любая из них в ужасе отшатнулась бы от него, если бы знала,что за картины еще недавно представлялись взору этого степенного, сдержанногочеловека, над чьими изголовьями склонялся он, какие пороги переступал. Но Врачбыл не любитель трубить о себе и не охотник до того, чтобы о нем трубилидругие. Много странного приходилось ему видеть и слышать, велики былинравственные противоречия, среди которых текла его жизнь; но ничто не моглонарушить его сострадания к людям, и для него, как и для Великого Исцелителявсяческих недугов, все были равны. Подобно дождю, не делал он разницы междуправедными и неправедными и по мере сил своих творил добро, не вещая о том сцерковных амвонов и не крича на уличных перекрестках.

Как всякий человек с большим жизненным опытом,хотя бы и не выставляемым на вид, Врач не мог не внушать интереса к себе. Дажевесьма далекие от его тайн светские щеголи и щеголихи, из тех, что сошли бы сума от возмущения (если б было с чего сходить), предложи он им хоть развзглянуть на то, что сам видел изо дня в день, — даже они находили егоинтересным. От него веяло дыханием истины. А крупицы истины, равно как инекоторых других не менее редких естественных продуктов, достаточно, чтобыпридать вкус огромному количеству раствора.

Поэтому, должно быть, на обедах у Врачаобщество представало в наименее искусственном свете. Люди словно говорили себе,быть может сами того не сознавая: «Вот человек, который знает нас такими, какмы есть; который многих из нас застает чуть ли не ежедневно без парика, безрумян и белил; который слышит наши речи и наблюдает за выражением наших лиц,когда мы не в силах управлять ни тем, ни другим; так стоит ли перед нимпритворяться, ведь все равно он видит нас насквозь и все наши ухищрения с нимбесполезны». Вот почему за его круглым столом с людьми происходила удивительнаяперемена: они становились почти самими собой.

Цвет Адвокатуры привык смотреть на огромноесобрание присяжных, именуемое человечеством, взглядом острым, как бритва; нобритвой не всегда удобно пользоваться, и простой блестящий скальпель Врача,хотя и не столь острый, во многих случаях оказывался куда более пригодным.Людская глупость и людская подлость были изучены Цветом Адвокатуры до тонкости;но о добрых чувствах людей он, навещая вместе с Врачом его больных, узнал бы заодну неделю больше, чем за семьдесят лет непрерывных заседаний вВестминстер-Холле и во всех судебных округах вместе взятых. У него у самогоявлялась такая мысль, пожалуй, он даже черпал в ней утешение (ибо если мир и всамом деле всего лишь большая судебная палата, остается только пожелать, чтобыскорей наступил день Последнего Суда); и потому он любил и уважал Врача неменьше, нежели другие.

Стул мистера Мердла оставался за столом пустым,подобно стулу Банко[51]; но его присутствие было бы не более заметно дляокружающих, чем присутствие Банко, а потому и его отсутствия никто особенно незамечал. Цвет Адвокатуры имел обыкновение подбирать в Вестминстер-Холле обрывкивсяких слухов, как, верно, делали бы вороны, если бы проводили столько временив этом почтенном учреждении; вот и на этот раз он явился с целым ворохомсоломинок в клюве и разбрасывал их там и сям, в надежде разузнать, откуда дуетветер на мистера Мердла. Он даже решил попытать счастья с миссис Мердл, длячего и направился к ней, помахивая лорнетом и не забывая о рассчитанном наприсяжных поклоне.

— Нам недавно прощебетала некая птичка, —начал Цвет Адвокатуры (судя по выражению его лица, это могла быть толькосорока), — будто число титулованных особ в королевстве скоро увеличится.

— Неужели? — отозвалась миссис Мердл.

— Да, представьте себе, — сказал ЦветАдвокатуры. — Но, может быть, эта птичка щебетала не только в наши грубые уши,а и в одно прелестное маленькое ушко тоже? — Он выразительно скосил глаза наближайшую к нему серьгу миссис Мердл.

— Вы подразумеваете мое? — спросила миссисМердл.

— Когда я говорю о прелестном, я всегдаподразумеваю вас.

— А я всегда знаю, что вы говорите не то, чтодумаете, — возразила миссис Мердл (однако не без удовольствия).

— О, жестокая несправедливость! — воскликнулон. — Но как же все-таки птичка?

— Я все новости узнаю последней, — сказаламиссис Мердл, замыкаясь в своей фортеции. — О ком идет речь?

— Какая великолепная из вас вышла бысвидетельница! — сказал Цвет Адвокатуры. — Никакой состав присяжных (разве чтоподобранный из одних слепых) не устоял бы против вас, даже если бы вы мялись ипутались; но на самом деле вы справились бы блестяще.

— Из чего это следует, чудак вы этакий? —спросила миссис Мердл, смеясь.

Но он в ответ лишь лукаво помахал лорнетоммежду Бюстом и собою, а затем спросил самым своим умильно вкрадчивым тоном:

— Как я должен буду обращаться к изящнейшей иобворожительнейшей из женщин через несколько недель, а может быть, и дней?

— А ваша птичка вам этого не сказала? —возразила миссис Мердл. — Спросите ее завтра, а при следующей встречерасскажите мне, что она ответила.

Эта шутливая перепалка продолжалась ещенесколько минут и закончилась не в пользу Цвета Адвокатуры, которому так и неудалось ничего выведать. Со своей стороны Врач, выйдя проводить миссис Мердл ипомогая ей одеться, заговорил о том же, но без всяких уверток, прямо испокойно, как всегда.

— Могу я спросить, верно ли то, что говорят оМердле?

— Мой милый доктор, я как раз собираласьзадать этот вопрос вам.

— Мне? Почему мне?

— Право же, мистер Мердл оказывает вам большедоверия, чем кому бы то ни было.

— Напротив, я даже как врач никогда не могу отнего ничего добиться. До вас, разумеется, дошли эти слухи?