Человек в шинели - Фёдор Андреевич Третьяков

Ф. Третьяков

Человек в шинели

ВСТРЕЧА НА СТАНЦИИ

Герой — это тот, кто творит жизнь вопреки смерти, кто побеждает смерть…　

М. Горький

Прошлое со временем забывается, но иной раз, спустя много лет, мимолетная встреча, короткий разговор или нежданное письмо напомнят о давно прошедших днях, и тогда в памяти оживают люди, события, участником которых довелось быть. Так случилось однажды и со мной.　

Несколько лет тому назад я возвращался из Ленинграда в Симферополь. Ранним летним утром поезд остановился на станции Полоцк. Я вышел из вагона: передо мной — красивое здание вокзала, залитое яркими лучами солнца, кругом — веселый говор, смех.　

Полоцк!..　

Это слово напомнило многое, воскресило пережитое. В памяти всплыло такое же солнечное июльское утро военной поры. Я решил пройтись по перрону; мысли неотступно возвращались к этому слову — «Полоцк»…　

— Разрешите обратиться? — прервал мои воспоминания глуховатый голос.　

Около меня, вытянувшись по-солдатски, стоял невысокий, подтянутый мужчина средних лет. На нем не раз стиранная, выцветшая, но свежевыглаженная гимнастерка, на груди — новенькая орденская планка. Безукоризненно белый подворотничок резко выделялся на загорелой, в морщинках шее. Обветренное лицо с обвисшими поседевшими усами и удивительно ясными голубыми глазами казалось добрым и в то же время слегка насмешливым; на нем играла усмешка бывалого, видавшего виды солдата.　

— Вы служили в политотделе 47-й Невельской дивизии? — осторожно спросил он.　

Лицо его вдруг показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где мы встречались.　

— Вы, товарищ полковник, мне партийный билет вручали… Под станцией Оболь! — продолжал он. — В июне 1944 года… Разве такое забудется… Наумов моя фамилия. Егор Наумов, может быть, помните?　

Наумов… — повторил я, и сразу на память пришла первая встреча с ним.　

Однажды перед боем, прямо в землянке на переднем крае, я вручал нескольким бойцам полка партийные документы; выдал и ему партбилет. Он тогда горячо и взволнованно говорил о долге коммуниста; голос его и запомнился мне.　

— Здравствуйте, товарищ Наумов! — обрадовался я однополчанину.　

Мы крепко пожали друг другу руки. Наумов спросил, где я работаю, назвал имена офицеров и солдат, с кем встречался за эти годы. Затем стал рассказывать о себе, о своей работе. Он — мастер цеха, живет и работает в Полоцке… Слушая его рассказ, я заметил, что он то и дело оглядывался по сторонам и, прищурившись, внимательно присматривался к людям. «Кого-то ищет!» — подумалось мне. Поглядывая на бывалого воина, на колодки орденов Красной Звезды и Славы, на ровные складки заправленной за ремень гимнастерки, я невольно залюбовался им. Это не укрылось от него.　

— На праздники надеваю! — гордо промолвил он, словно угадав мои мысли.　

— А какой сегодня праздник?　

— Особенный! — улыбнулся он. — Дочку жду. Институт закончила — доктор! К нам погостить едет. Телеграмму получили… — И вновь с беспокойством окинул взглядом перрон. — Только вот не видно что-то ее, — развел он руками. — Уж не случилось ли что? — И с теплотой в голосе добавил: — Одна ведь у нас Света…　

— Поезд номер двадцать четыре Ленинград — Симферополь отправляется с первого пути! — послышался из репродуктора звонкий женский голос.　

— Рад, товарищ Наумов, что повидался с вами! — сказал я, пожимая руку однополчанину. Но в этот момент лицо его озарилось счастливой улыбкой.　

— Светка-а-а! — крикнул Наумов. — Светка!.. — И, помахав мне на прощание, быстро пошел к дочери.　

Уже стоя на площадке вагона, я смотрел вслед старому солдату. Навстречу ему с небольшим чемоданчиком в руках торопилась миловидная девушка в голубой косынке.　

…Поезд набирал скорость. За окнами вагона мелькала густая поросль сосняка. Неожиданно лесок оборвался, и на смену ему заколыхался зеленый разлив хлебов. Далеко, у самого горизонта, поля терялись в серовато-голубой дымке.　

Я стоял у окна, продолжая находиться под впечатлением встречи с Наумовым. Она как бы перенесла меня в лето 1944 года…　

И вспомнилось все. То лето было на редкость сухим. Ни облачка на небе, ни ветерка. Зной да горячая, пропахшая порохом пыль. Нашей дивизии предстояло наступать на полоцком направлении в составе 6-й гвардейской армии.　

После длительного марша по белорусским лесам полки сосредоточились на исходном рубеже. Впереди — широкая, километра на полтора, луговина, пестревшая островками кустарников. За ней — большой лес, то опушке которого проходил передний край вражеской обороны.　

Полоцку противник придавал особое значение. Город расположен на важнейших коммуникациях: здесь сходятся несколько железных, шоссейных и грунтовых дорог. Гитлеровцы опоясали Полоцк оборонительными укреплениями, намереваясь, видно, упорно защищать его.　

…Тихое, ясное июньское утро. Леса Витебщины в безмолвии: не шелохнется лист на кудрявой березе, не качнет своей пахучей кроной сосна, не осыпаются с кустарников и цветов сверкающие бусинки утренней росы. Тихо.　

Цветов в лесу много. Они словно горят: красные, похожие на тюльпаны, белые на высоком стебле, синие, стелющиеся по траве, и розовато-сиреневые колокольчики. Порхают яркокрылые бабочки, летают стрекозы, ползают жуки.　

Но всей этой красоты не замечал командир полка Максим Хромозин. В то утро я находился на его командном пункте и помню, как через узкую амбразуру блиндажа подполковник, осматривая луговину, досадовал:　

— Пекло, а не денек сегодня будет опять. Изнурительный зной, дым да пыль…　

Хромозин то внимательно разглядывал в бинокль впереди лежащую местность, то посматривал на разложенную на снарядном ящике карту. Хотя командиру полка не впервые было начинать бой и он знал, что и на этот раз все готово — все притаилось и ждало сигнала, — но подполковник все же волновался. Полк наступал в голове дивизии, и от него зависел успех соединения…　

На нашей стороне где-то ухнуло. В белорусских лесах заиграли «катюши», ударили сотни стволов разнокалиберных орудий. В небе появились краснозвездные самолеты. В сплошной гул слились пулеметные и автоматные очереди. Дым и гарь повисли над зеленью трав и кустарников, высоко к небу вздымались фонтаны земли.　

Бомбы, снаряды, мины и пули пробивали брешь во вражеской обороне — словно огромный таран бил в одно место. Первый Прибалтийский фронт перешел в наступление. И оборона противника не выдержала: дала трещину. В прорыв вошли танки…　

47-я стрелковая дивизия успешно наступала. К вечеру полки продвинулись на несколько километров. Но прорыв первой полосы не решил задачи. Оборона была глубоко эшелонирована. На подступах к Полоцку противник создал ряд укрепленных рубежей: селения и высоты превратил в опорные пункты, насытив их огневыми средствами. Здесь у врага было много артиллерии и минометов, танков и пулеметных рот.　

Продвижение вперед было трудным. Гитлеровцы