Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

пища, музыка, семья – все это оказалось в первую очередь не понятым нами.

Потом начались полуночные тренировки, касающиеся посадочного дрона, подробностей имитированной географии Ракхата, теоретически и статистически вероятного циклона и не одного, а двух мест рандеву на поверхности. Он предоставлял им два-три часа сна, после чего включались сирены. И Эмилио снова начинал изводить их вопросами на к’сане и руанже, требуя объяснить, кто они такие, как здесь оказались и что им здесь нужно, публично и без анестезии анализируя ответы каждого, выявляя слабости, слепые места, необоснованные предположения, глупости, препарируя всех, словно лягушек на оловянной тарелке. Сандос делал это жестоко, почти нестерпимо оскорбительно, но когда Шон осмелился выступить с протестом против дурного обхождении, Сандос довел его до слез.

Тем не менее, когда все остальные валились без сил в койку после варварского сеанса обучения или допроса, Сандос прибавлял себе новые километры на беговой дорожке. Но сколь бы жестокой ни была его программа для всех остальных, все прекрасно видели, что себя он гоняет еще жестче, несмотря на то что был самым маленьким в экипаже по росту и почти на двадцать лет старше самых молодых своих спутников.

Он даже ел стоя. Но сновидения не покидали его.

– Сандос! – крикнул Карло, тряхнув его за плечи. Реакции не последовало, и потому Карло тряхнул Сандоса сильнее, и обведенные темными кругами глаза открылись.

– Иисусе! – воскликнул Эмилио, отодвигаясь. – Dejame…[62]

Карло разом выпустил плечи Сандоса, так что тот привалился к переборке.

– Уверяю вас, дон Эмилио, что я действовал из самых благих побуждений, – с подчеркнутой вежливостью произнес он, усаживаясь на край койки. – Вы опять кричали.

Напряжено дыша, Сандос обвел каюту мутным со сна взглядом, пытаясь прийти в себя.

– Твою мать, – проговорил он после паузы.

– Есть идея, – проговорил Карло, задумчиво щуря глаза. – Многосторонность может быть добродетелью, как вам известно.

Сандос уставился на него.

– Больно не будет, – шелковым голосом предложил Карло.

– Только попробуйте, – усталым голосом проговорил Сандос. – И я найду способ убить вас.

– Я всего лишь предположил, – невозмутимо отозвался Карло. Поднявшись, он подошел к столу, на котором были разложены все принадлежности. – Итак, раз более интересная перспектива на облегчение и отдых нам не подходит, что будем делать сегодня? Надеюсь на быстрое забвение. Возможно, мне следует приказать Нико перенести беговую дорожку в лазарет, чтобы всем остальным не приходилось всю ночь слышать ваш топот.

Взяв шприц, он повернул его иглой вверх и вопросительно поднял брови:

– Кстати, вы привыкаете к этому препарату. За последнюю пару недель мне пришлось удвоить дозу.

Сандос, очевидно слишком уставший для того, чтобы раздеться, прежде чем повалиться в постель, поднялся, надел ортезы и вышел из комнаты, скользнув мимо Нико, который всегда вставал в присутствии дона Карло.

– Так, значит, беговая дорожка, – заметил Карло. Вздохнув, он посидел несколько минут в одиночестве, ожидая, когда вновь начнется безжалостный топот. Судя по ритму шагов, он мог сказать, что Сандос поставил темп тридцать семь минут на десять километров, надеясь вымотать себя самого, а заодно и остальных членов экипажа.

Решив выяснить отношения до конца, Карло встал и отправился в небольшой спортивный зал, где остановился, заложив руки на спину и задумчиво склонив голову.

– Сандос, – проговорил он, – я заметил, что вы перехватили на себя управление «Джордано Бруно». Ситуация соответствует моим целям, хотя, откровенно говоря, я нахожу ваш командный стиль излишне грубым.

Заинтересованный взгляд черных глаз ответил ему; Сандос пришел в себя и ждал развлечения.

– Поначалу, – промолвил Карло, – я думал – это месть, он отыгрывается на нас. Потом я решил: это же экс-иезуит, всю жизнь выполнявший чужие приказы. Теперь он отдает их. Он опьянел от власти. Теперь, однако…

– А сказать мне, почему вы позволили мне командовать на вашем корабле? – оборвал его Сандос. – Ваш отец был прав, вы и есть Чио-Чио-сан. Если бы вы что-то закончили, вас можно было бы судить и найти промахи. Посему вы нашли причину отойти от дел и рассказываете себе сказки о принцах эпохи Возрождения. А потом беретесь за другое дело, пока вас не вывели на чистую воду. Мой государственный переворот служит вашим целям, потому что теперь есть на кого спихнуть ответственность за будущую неудачу.

Карло продолжил, как если бы Эмилио ничего не говорил:

– Вами, Сандос, движет не месть и не жажда власти. Вами движет страх. Вы боитесь, каждый день… каждый день целиком. И чем ближе мы подлетаем к Ракхату, тем сильней одолевает вас страх.

Находясь в превосходном физическом состоянии, почти не вспотев, Сандос сбавил шаг, и наконец дорожка прекратила движение. Он остановился, ровно дыша, упражнение не подействовало на него, а потом уронил с лица привычную маску.

Карло заморгал, ошеломленный неожиданной наготой лица Сандоса.

– Вы боитесь, – невозмутимо повторил Карло, – и не без причины.

– Дон Эмилио, – проговорил Нико, входя в комнату. – Что вы видите в своих снах?

Карло много раз задавал ему этот вопрос, в часы, на Земле называвшиеся бы предрассветными, ночь за ночью просыпаясь от тоскливого воя, обремененного безнадежным отказом, от криков «нет!», возвышавшихся в своем отвержении от отрицания до отчаяния. К тому времени, когда Карло или Джон оказывались в его каюте, Сандос обычно уже сидел на постели, забившись в уголок, спиной к переборке, с широко открытыми глазами, но тем не менее спящий.

– Что вам снилось? – требовательно спрашивал Карло, как следует тряхнув Эмилио и пробудив его.

Прежде Сандос всегда отказывался отвечать. Но на сей раз он ответил Нико:

– Кладбище. Некрополь. Город мертвых.

– Вседа один и тот же? – спросил Нико.

– Да.

– И вы отчетливо видите мертвых?

– Да.

– Кто они?

– Все, кого я когда-то любил, – проговорил Сандос. – Джина уже там, – добавил он, посмотрев на Карло, – а Селестина нет, ей еще рано. И еще есть другие, кого я не люблю.

– Кто? – потребовал ответа Карло.

Ответом стал уродливый смешок.

– Не вы, Карло, – приветливо и с презрением ответил Сандос. – И не ты, Нико. Эти другие – ВаРакхати. Они снятся мне целыми городами, – легко ответил он. – Тела меняются. Я видел, как они гниют. Я слышу во сне запах тлена. И вот наступает момент, когда трупы начинают разлагаться, и тогда я не могу сказать, кто они – жана’ата или руна. Все они становятся похожи. Но потом, когда от них остаются только кости, я могу видеть зубы. Иногда среди этих костей лежат и мои собственные. Иногда нет. И лучше, когда бывает именно так, потому что тогда сон кончается и я не кричу.

– А вы умеете пользоваться пистолетом? – спросил Карло,