“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг. - Андрей Платонович Платонов

href="ch2-1022.xhtml#id721" class="a">[1022] Думаю, надеюсь недели через две приехать в Москву, но уверенности в этом нет. Дело зависит от нового редактора и его отношения ко мне. Как-то ты там поживаешь? Я чувствую, что тебе плохо – и морально, и материально. Помолись о нашей судьбе праху нашего мученика-сына. Мне часто кажется, что он цел, существует, и лишь звуки его голоса не доходят до нас, а он наблюдает за нами.

Обнимаю тебя, дорогая.

Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 558. Публикация Е. Антоновой.

[291] М. А. Платоновой

11 августа 1943 г.

11 августа.

Дорогая моя Муся!

Я тебе написал много писем, но от тебя ни одного не получил, хотя уже скоро месяц, как я уехал. Что с тобой? Разве трудно написать хоть открытку? На фронте очень важно получить письмо. Все здесь получают письма, некоторые помногу. Я – ни от кого, ни одного. Может быть, с тобой случилось какое-нибудь несчастие? Так тягостно думать об этом… Сегодня я получил от Карпова (“Кр<асная> звезда”) телеграмму, чтобы я выехал в один район к передовой, а 18 августа выезжал в Москву. 12-го или 13-го авг<уста> я поеду в часть, а 18 авг<уста> выеду, вероятно, в Москву. Это письмо пересылаю с товарищем, который едет с фронта в Москву на машине. Он обещает письмо это доставить как-либо тебе.

Скоро, должно быть, мы с тобой увидимся. Мне трудно и далеко ехать – у меня ведь нет своей машины[1023]. Я очень устал, соскучился по тебе и по нашему мертвому сыну. Опять, как приеду, сразу пойду к нему на могилу.

И ты для меня теперь особо дорога, потому что в тебе осталась живая часть моего умершего сына – ведь ты его родила своим телом.

Временами я тут заболеваю каким-то психическим расстройством: оно заключается в том, что голова моя начинает самостоятельно думать какие-то ненужные бредовые мысли, и я не могу овладеть своим сознанием, и вдобавок всё сильнее портится зрение.

Увидимся – обо всем поговорим. Жаба, ты забыла мне положить в сумку бритву (положила только ножи), мне приходится здесь занимать каждый раз. Что еще тебе написать, милая моя? Очень хочу, чтобы хоть 20-го августа быть дома, но, как говорится в одной песенке, “ты далека от меня – между нами поля и луга, а до смерти четыре шага”[1024].

Обнимаю мою дорогую жену.

Твой старый офицер Андрей.

Действующая армия. <Рис.>

Если будет возможность, сбереги 1/2 литра водки. Я пойду и выпью на могиле в день своего приезда. Никому не говори о моем приезде, я ни с кем не хочу встречаться.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 558–559. Публикация Е. Антоновой.

[292] А. И. и А. В. Вьюрковым

31 августа 1943 г. Москва

Дорогие Александр Иванович и Анна Васильевна! Мы вам ни разу не писали[1025], это правда. Но Вы нас сейчас поймете и простите. 4/i этого года у нас от чахотки умер наш единственный сын Тоша, 20 лет от роду. Вы знали его. После того и до сих пор наши отношения с людьми, м<ожет> б<ыть>, не совсем нормальны, но они объясняются нашим горем. Прошло уже время, но горе не проходит. Я призван в армию, работаю корреспондентом в “Красной звезде”. Все лето был на фронте, недавно приехал и скоро опять уеду на войну[1026]. Я понимаю, Ал<ександр> Ив<анови>ч, в чем твое горе[1027]. Во-первых, тебе надо с А<нной> Вас<ильевной> возвратиться в Москву.

Если, бог даст, я пробуду в Москве, я постараюсь помочь тебе, чтобы Вас обоих вызвали домой. Это я тебе обещаю – свою помощь. Власти и силы у меня нет, но я убедительно попрошу кого нужно. Если Союз не поможет, я попрошу свою военную организацию. Я уже вызвал таким способом тещу[1028] и сестру М. А. – Валю[1029] (Вы их знаете). Думаю, что мне удастся и теперь это сделать. Неужели Союз ничего не сделал[1030]? Ведь тебя все знают. То, что ты “не член”[1031], это, конечно, пустяки. Мария Александр<овна> целует вас обоих и передает старый сердечный привет; писать ей самой трудно.

Дружески целую тебя в уста и руку у Анны Васильевны.

Твой старый Андрей Платонов.

31. viii.43.[1032]

Впервые: Воспоминания. C. 436. Публикация Е. Шубиной. Печатается по автографу: РГАЛИ. Ф. 1452. Оп. 1. Ед. хр. 165. Л. 10–10 об.

На полях письма приписка Марии Александровны: “Привет вам, дорогие! Не сердитесь на меня, я никому не пишу, я только начинаю замечать, что светит солнце и люди живут. Пишите. М. А.”.

[293] М. А. Платоновой

3 октября 1943 г.

3/x 43.

Здравствуй, дорогая моя Муся!

Здесь я ближе к нашему сыну; вот почему между другими причинами я люблю быть на фронте[1033]. Все время мой сын живет в моем сердце. Должен тебе сказать – отсюда – что ты для меня единственная на живом свете живая часть его, моего умершего сына. Я на подъезде попал ночью в тяжелую автомобильную аварию, но отделался только измазанной в грязь шинелью. Повезло. Живи, моя дорогая, может быть – увидимся.

Твой старый капитан.

(Приписка сбоку листа) (см. продолжение – 2 письмо)

(продолжение) 3/x 43. Дорогая Муся!

Если увидишь Михаила[1034], скажи, что я извиняюсь перед тобой и перед ним за свое поведение. Но ты и он должны извинить меня, потому что мне постоянно так тяжело, что и война для меня отдых. Здесь для меня люди ближе, и я, склонный к привязанности, люблю здесь людей. Русский солдат для меня святыня, и здесь я вижу его непосредственно. Только позже, если буду жив, я опишу его. Как-то ты там поживаешь, милая моя? Скоро напишу свой адрес.

Твой капитан.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 560. Две почтовые карточки. Публикация Е. Антоновой.

[294] М. А. Платоновой

4 октября 1943 г.

4/x–43. Дорогая Муся!

Сегодня 9 месяцев минуло со дня смерти нашего сына. Прошло с его смерти ровно столько же времени, сколько он лежал перед рождением в твоем чреве. И вот уже 270 дней прошло, как он ушел ото всех живых, почти триста суток он лежит в земле. Но он оставил после себя свое подобие – милого Сашку. Поцелуй его за меня,