Принцесса выходит в свет - Михаил Коссой

Мы же всего-то чутка поглядеть хотим. Картиночки.

– С голыми бабами? – смотрела на него исподлобья принцесса. – Не видел никогда?

– Так ведь дело такое – на них сколько не смотри, каждый раз интересно!

Дружки рыжебородого податливо хохотнули. Все, кроме Боргаса, который стал неуклюже сворачивать свиток, и принцесса вдруг поняла, что, возможно, как раз он-то и не видел.

– Не дергай! – то ли закричал, то ли заплакал перемазанный грязью помощник. – Порвешь ведь, дурак!

– Как ты меня назвал?

– Дураком он тебя назвал! – гаркнула принцесса. – Дурак и есть! Положи все и слезай!

– Уж простите меня, Ваше Высочество! – вдруг недобро сказал рыжебородый. – А только напрасно вы так. Всего и хотели, что позабавиться напоследок. Нам завтра в драку за вас.

– Не за меня! За королевство! – огрызнулась принцесса.

Рыжебородый вдруг полез рукой за воротник рубахи и вытащил что-то, что висело у него на шнурке, обегавшем толстую шею.

– Это вот из ваших рук получено! – сказал он, протягивая принцессе одну из самодельных медалей, которые она раздала солдатам как символ того, что они служат короне. – Дырочку вот пробил, храню!

Рыжебородый возвышался над принцессой, как стог сена над козой, так что медаль была у нее чуть выше носа. Солдат в фургоне отложил свиток и спрыгнул. Помощник архивариуса хлюпая пытался обтереть глиняные руки об рубаху.

– Да ладно тебе, Вольдум… – пробурчали сзади.

– Вы мне это дали и всякого обещали! – дыхнул рыжий сверху. – Вам я и поверил!

Все было не так. Точнее, не совсем так. Еще точнее, принцесса только хотела, чтобы было не так, но и сама не знала, как именно у нее получилось. Это все было слишком сложно, а разбираться, да еще в споре с дюжим солдатом, не было никаких сил.

– Отдай! – принцесса потянулась за медалью, но рыжий проворно зажал ее в кулаке.

– Это как же?! – он отступил. – Вы заботиться обещали об родне, ежели со мной что случится! Разве ж нет?

Последнее было воззванием к его дружкам. Дружки сгрудились в густеющей тьме и ответили молчаливым согласием.

– Ты не понимаешь ничего! – принцесса чувствовала, что свирепеет, и надо было бы взять себя в руки, но они были слишком слабы для этого. – Ты дерешься за королевство! Будет королевство – о твоей родне позаботятся, даже «ежели со мной что случится»! – она вдруг толкнула Вольдума ладонями в грудь, но только ссадила ладони о жесткую шерсть рубахи. – А если не будет королевства, то я ничего не смогу! Непонятно? – она снова ударила Вольдума ладонью. – А в нашем королевстве чужое ради забавы не берут! Мятежи не устраивают! И чужие картинки не разглядывают! Ты за это будешь драться! Чтобы не разглядывали!

С каждым словом все запутывалось еще больше.

– За это! За это! За это! – от отчаяния стала повторять принцесса.

На каждом выкрике она ударяла его кулачками, впрочем, без какого-либо видимого результата. Эта здоровая туша даже не колыхнулась, и никакого понимания в ней не прибавилось. У принцессы мелькнула мысль ткнуть его головой в живот с разбега, но тут ее схватили сзади за локти.

– Ваше Высочество! Ваше Высочество! – тяжело дышал сзади архивариус Гормен. – Не надо. Отпустите его, дурака… Все уже…

Принцесса вырвала локти движением корпуса, но снова бить солдата не стала. Она чувствовала вязкую усталость, как будто до самых плеч была набита недопереваренной комковатой овсяной кашей.

– Ты, папаша, не королевской крови, – рыкнул Вольдум, воспользовавшись паузой. – За «дурака» схлопотать можешь!

– Это слово! – архивариус поднял с земли какой-то свиток и потряс им перед самой рыжей бородой. – Слово! А ты на него свою лапу неграмотную поднял!

– Да кому оно нужно…

– Тебе! – вдруг сказал архивариус. – Что от тебя завтра останется? Пара костей да кучка ржавого железа?

– Смотри, как бы от тебя пара костей не осталась!..

– А здесь останется слово! – не обращал внимания архивариус на угрозы, по-прежнему взмахивая многострадальным свитком. – Имя твое здесь может остаться!

– Что с того-то?

– Все что ты делаешь, оставляет след, бестолочь! – махнул рукой архивариус. – Да только где? Только в памяти людской! Все остальное истлеет…

– Пошли отсюда, братья! – сказал рыжебородый Вольдум. – Лучше пива поищем, пока не истлели, понимаешь…

Солдаты нескладно стали разворачиваться. Когда двинулся один из тех, что был с факелом, принцесса увидела у его ног катушку со свитком. Она сделала три шага, наклонилась, взяла свиток, но когда уже разгибалась, поворачиваясь обратно, нога вдруг поехала по глинистому откосу дорожной колеи, подвернулась, и принцесса боком упала в грязь, ударившись правым локтем.

– Ваше Высочество! – кинулся к ней на помощь солдат Боргас, но принцесса отмахнулась от него свитком.

Стараясь не извозиться с ног до головы, принцесса уперлась кулаками в траву на обочине, перенесла туда же еще сухое колено и выбралась. Справа от бедра и ниже платье стало грязным, чулок пропитался влагой, мокрая пола плаща тяжело шлепала по ноге.

– Ваше… – начал теперь уже архивариус Громен, но принцесса ткнула ему в руки свиток, молча повернулась и пошла куда-то в темноту.

Никто ее не окликнул.

В правом сапоге зачавкала спустившаяся по чулку сырость. В ответ что-то подозрительно зачавкало в глубине горла, отдавая в переносицу. Принцесса промокнула чистой рукой глаза, попыталась вздохнуть поглубже, подняв лицо к небу. В голове было пусто. Невнятная обида непонятно на что подергивала и кривила губы, стягивала шею и заставляла легкие совершать неожиданные рывки то на вдох, то на выдох.

Противостоять этому киселю могла только злость, потому что принцесса не любила таких состояний и не любила себя в таких состояниях. Хорошая яркая и горячая злость, когда играют желваки, блестят глаза и сжимаются кулаки, могла бы высушить все эти внутренние хляби. Но на такую в груди не хватало жара.

Принцесса бесцельно обогнула выросший на пути шатер, стараясь не запнуться о невидимые в темноте растяжки. В паре десятков шагов слева горел довольно большой костер. Над ним с высокой железной треноги свисал на цепях крутобокий котел с каким-то походным варевом. Вокруг суетились люди. Если уж со внутренностями не совладать, имеет смысл хотя бы просушить одежду. Принцесса направилась к костру.

– Ваше Высочество! – заметила ее маркитантка Дальма Дангас, носившая прозвище «королева обоза», и попыталась изобразить телом какую-то фигуру вежливости. – Все ли в порядке?

Принцесса изобразила рукой фигуру пренебрежения к обстоятельствам.

– Промокла, – сказала она вслух.

– Как же это вы! – воскликнула Дальма.

– Упала в лужу, как еще? – совсем не любезно буркнула принцесса.

Дальма остереглась расспрашивать и в мгновение ока организовала почти королевский прием. По ее указаниям разгрузили от мешков и подтащили какие-то деревянные козлы, на которых было удобно развесить плащ мокрой полой к костру, приволокли трехногий табурет, на котором удалось удобно развесить саму принцессу. Она стащила промокший сапог и пошевелила пальцами ноги, протянув ее к огню. От чулка пошел пар.

– Может быть, попить хотите? Или поесть?

Принцесса покачала головой.

– Пожалуйста, не отвлекайтесь на меня. Я только хотела просушить одежду.

Леди Дангас, имевшая право так именоваться, поскольку была первой и пока единственной дамой случайно учрежденного принцессой женского ордена Ночной Рубашки, отличалась житейской сметкой и до получения титула. Она тут же турнула зазевавшуюся девицу и захлопотала у котла, в котором побулькивало что-то напоминающее по запаху луковую похлебку с пшеницей.

Пользуясь тем, что она освещена только с одного бока, принцесса позволила себе немного расслабить спину и ссутулиться, наклонив голову вперед. Вышло ниже, чем хотелось бы. Глядя на огонь, принцесса приказала себе взять себя в руки, но было непонятно, послушался ли кто-нибудь.

Клиф сказал, что завтра перед боем принцесса «задвинет речь». Как он это себе представляет? Нет! Как она это представляет? Как она будет настраивать солдат на подвиг, если сама – что? Струсила? Обессилила? Разнюнилась? Принцесса передвинула ногу, потому что влага в чулке уже была близка к закипанию и начинала жечь.

Поручить бы это Элладайну! Или хотя бы кавалеру Ройду! Полмгновения принцесса надеялась, что это получится, но было ясно, что нет, и кристально ясно – почему. Потому что дурак Вольдум прав. Это ведь она предложила солдатам сражаться за медную медальку, вес которой большей частью состоял не из металла, а из ее королевского слова. А теперь она отъедет назад и скажет: «Ну, вы тут уж как-нибудь повоюйте, я пошла»? Нога согрелась, принцесса натянула сапог на горячий, почти высохший чулок.

– А где же соль? – вдруг спросила Дальма, глядя на лавку, где лежали разнообразные мешки, корзины и кухонная утварь.

Принцесса огляделась и у ножки табурета, на котором сидела, увидела небольшой мешок