Жестокая одержимость - С. Массери

в нервозном состоянии. Телохранитель моего отца поймал ее в сеть подобно рыбе или произошло что-то похуже? Ее привела сюда мать? Или она пришла сюда, потому что мой отец попросил об этом?

Мне нужно подтверждение тому, что именно из вышеперечисленного произошло сегодня, однако, независимо от обстоятельств, эта встреча отца с Вайолет будет последней. Я об этом побеспокоюсь.

– Вообще-то она собиралась держаться от тебя подальше, – говорит отец, бросая на меня взгляд.

Как мой отец стал таким… У меня так много вопросов, но я не знаю, хочу ли получить на них ответы.

– Физиотерапия нынче стоит дорого, а юная Вайолет Рис надеется когда-нибудь снова стать балериной. Поскольку ты отнял у нее эту возможность, я полагал, что для нее не составит труда держаться от тебя подальше, чтобы снова обрести ее. – Отец прищуривается, глядя на Вайолет. – Но она не смогла этого сделать, не так ли?

– Физиотерапия? – ее мать удивленно ахает.

– Нет, – отвечает Вайолет спокойным голосом.

Ее голос спокоен, а выражение лица совершенно бесстрастно. Она игнорирует свою мать и вместо этого отвечает отцу, будто бы обращаясь ко мне. Она не собирается мириться с тем, что происходит, и, видимо, доверяет мне настолько, что отказывается от любой лжи.

– Наше соглашение отменяется, – рычит отец, взмахивая рукой. В эту же секунду охранник, превратившись в слугу, достает папку с бумагами из папиного портфеля в другом конце ложи.

Как только папка оказывается у отца, он пролистывает лежащие в ней бумаги.

– Четыре тысячи четыреста шестьдесят три доллара и пятьдесят два цента, – медленно читает он. – Ты можешь выписать мне чек или я возьму наличными.

Он протягивает Вайолет счет. Сделав шаг вперед, я вырываю папку из его рук и открываю ее на первой странице.

– Что ж, интересно, – говорю я, пробегая взглядом по счету, который включает в себя список из проходимых Вайолет процедур, а также оплату услуг клиники и налогов.

Это смехотворно и совершенно нелепо. Оплата услуг составляет почти сорок процентов этого счета, и пусть мой отец даже не думает указывать на это.

– Грейсон! – рычит отец, но я не могу больше притворяться.

– Отвали, пап! – вау, это звучит лучше, чем я думал. – Пошел ты со своей претенциозной идеологией! Ты не будешь унижать женщину, которая является самым главным человеком в моей жизни.

Я протягиваю Вайолет руку, и она шагает вперед. Как только ее ладонь соприкасается с моей, я притягиваю ее к себе и обнимаю за плечи. С моих плеч мигом спадает груз.

– И к черту все дерьмо, что здесь творится, – добавляю я, бросая папку к ногам своего отца. – Ты больше не можешь вмешиваться в мою жизнь. С меня хватит!

Сначала в ВИП-ложе воцаряется тишина, а затем она разрушается громким смехом моего отца. Я чувствую, как мое лицо начинает гореть, тело дрожать, а к горлу подкатывает тошнота. Из-за пелены ярости, застилающей мое зрение, я едва могу видеть происходящее передо мной.

– Грей, – шепчет Вайолет. – Оно того не сто́ит.

Я хмурюсь, но тут замечаю выражение на лице отца. Ему не свойственно терять самообладание, однако сейчас он почувствовал, что теряет еще и контроль над самым ценным в его жизни – надо мной и над ситуацией в этой комнате.

Мать Вайолет возобновляет шаги вдоль стекла, грызя ногти и бросая на нас взгляды, словно опасается, что мы вот-вот начнем драться. Вайолет же в этот момент проскальзывает рукой под подол моей футболки и, успокаивая, прижимает ладонь к моей спине.

Я смотрю на нее сверху вниз, и моя решимость твердеет. Она моя женщина, а не игрушка, с помощью которой мной может манипулировать отец. Не пешка, не вещь и не рычаг давления.

Когда папин смех стихает, выражение его лица снова становится серьезным. Поскольку его терпение к непослушанию обычно невелико, что-то подсказывает мне, что сейчас мне следует держаться от него подальше, ведь у него в запасе есть еще один козырь.

И конечно, он выглядит самодовольным, когда говорит:

– Девушка, которую ты защищаешь, обворовывала нашу семью на протяжении нескольких месяцев.

Глава 47

Вайолет

Обворовывала нашу семью на протяжении нескольких месяцев.

Моя мать получала деньги от сенатора Деверо и тратила их на наркотики, развив при этом зависимость. Сейчас она винит меня в том, что эти выплаты прекратились, а вместе с тем и нарушился привычный образ ее жизни.

Теперь становится понятна причина ее частых исчезновений и то, почему она не отвечала на мои звонки, каждый раз заставляя чувствовать меня брошенной и одинокой. Возможно, она всегда была склонна к разным зависимостям, но наркотики просто стали еще одним способом уйти от реальности. Она перестала общаться со мной просто из-за того, что начала принимать вещества, и больше нет смысла искать какие-либо другие причины.

Но приятным поворотом на пути к неприглядной правде является следующая вещь: я не крала деньги у сенатора. Он давал их моей матери, и кто знает, на какие наркотики она перешла после того, как срок действия моих рецептов вышел. Кто знает, с какими людьми она встречалась и в каких ситуациях оказывалась.

Я правда ее за это ненавижу, но секундой позже меня охватывает чувство вины. Потому что мне остается только гадать, должна ли я была догадаться о том, что происходит, и как-то это предотвратить? Но как? Я не имела ни малейшего представления, ведь она действовала за моей спиной. Сначала она шантажировала Деверо для того, чтобы оплачивать мои медицинские счета, а затем для того, чтобы покупать наркотики. Я была убеждена, что у нее есть достойная работа, которая приносит ей удовлетворение и обеспечивает страховым полисом, покрывающим мои медицинские расходы.

А Грей? Верит ли он в ту картину, которую прямо сейчас рисует для него сенатор? В то, что я выступаю злодейкой, пиявкой и золотоискательницей, желающей отомстить их семье? Его отцу понравилась бы эта версия, не так ли? Он искусно подал Грейсону свое мнение обо мне, завернув его в красный бант.

Может, мне стоит просто сбежать?

Я рискую взглянуть на Грейсона, и он тут же крепко сжимает рукой мои плечи, словно интуитивно понимает, о чем я думаю. Мне нужно покинуть это место, но дверь по-прежнему блокирует телохранитель сенатора. К тому же мои плечи все больше болят под натиском Грейсона, и мой телефон по-прежнему находится у них.

– Можно поподробнее, – тихо говорит Грейсон, не двигаясь.

Мне хочется закричать и объяснить ему, что это неправда. Что слова его отца всего