Мой любимый Метаморф - Анна Кривенко

Я был удивлен, как доверчиво Исида прижалась ко мне, обхватив шею руками, а ноги обвив вокруг моей талии. Даже кольнула некая ревность: неужели она так просто доверяет незнакомому мужчине?

Но через несколько мгновений мне стало еще хуже. Исида подтянулась вверх и оставила на моей шее легкий поцелуй. Я едва не выронил нас обоих в темное озеро от неожиданности.

— И долго ты собрался водить меня за нос, любимый? — прошептала она, а мое сердце пропустило удар…

***

Энайя

Договоренность с иширцами была простой: мы открываем всё, что знаем о планах пиратов, помогаем их отследить, а нас за это не привлекут ни к какой ответственности за… шпионаж!

Да, зоннён знатно покопался в моей голове и, помимо необходимых сведений, узнал и всё остальное! Уж слишком сильный он менталист, я не смогла спрятаться. Но комментировать он ничего не стал. Лишь посмотрел очень пристально, чем меня сильно смутил. Почувствовала себя голой и настоящей преступницей…

А вот его спутница «сканировала» воспоминания Талиэна. Ее лицо периодически заливалось краской (наверное, как раз просматривала наше с ним совместное купание в душе). Но потом она побледнела и судорожно сжала ладонь Талиэна, которую всё это время держала в своих руках. Распахнув глаза, она посмотрела на него с такой примесью ужаса и сострадания, что он нахмурился и опустил взгляд.

Мне стало любопытно, хотя я могла в общем догадаться, что увидела она прошлые издевательства Антонио Лиеззо. К счастью, я хозяйка отличная. Талиэна ни коим образом не мучаю, даже поощряю иногда… поцелуями.

Нас накормили, выдали новую форму и отправили отдыхать в одну из комнат. Уже глубокой ночью к нам зашел командир Джер и попросил Талиэна переговорить… наедине.

Я напряглась. Почему это я не могу участвовать в разговоре? Талиэн ведь со мной!

Но Джер настоял на своем, и Талиэн оставил меня в одиночестве, бросив напоследок смущенный взгляд.

Меня сразу же заела тоска. Словно я его уже теряю…

Но мои размышления были прерваны настойчивым стуком в дверь.

С удивлением я увидела перед собой Монику, которая смотрела на меня, как мне показалось, напряженным осуждающим взглядом.

Впустила я ее неохотно: прямо-таки чувствовала, что она собирается что-то мне навязать.

— Энайя, — начала она, присев на старый деревянный стул около меня, — я думала не говорить об этом, так как считала, что это не моё дело…

— Вот и дальше так считай… — с неожиданно навалившимся раздражением оборвала её я. Это было грубо, но я не смогла удержать рвущиеся наружу чувства.

Моника замерла, почувствовав себя не в своей тарелке, но потом стряхнула с себя унижение и стойко продолжила:

— Но я всё равно собираюсь это сказать! А уж ты делай с услышанным то, что считаешь нужным! — она сделала глубокий вдох и серьезно произнесла:

— Ты, наверное, думаешь, что из тебя хозяйка для Талиэна вышла невероятно замечательная, особенно после того, что он пережил в предыдущем рабстве?

Я опешила, смутившись, потому что Моника попала в точку: я действительно так думала. Мне не удалось скрыть своего замешательства, но Моника продолжила:

— А ты знаешь, что сегодняшнее рабство для Талиэна даже более болезненное, чем предыдущее? Ты знаешь, что он переживает его с большей болью, чем то, где над ним постоянно издевались как морально, так и физически?

Я замерла, абсолютно выбитая из колеи ее словами, и воззрилась на Монику изумлённо-ошарашенным взглядом.

— О чем ты говоришь? — бросила я хмуро, пытаясь скрыть свое волнение и страх.

— О том, — продолжила Моника уже более мягко, но очень проникновенно, — что Талиэну гораздо больнее быть отвергнутым тобою, чем человеком, которого он ненавидел и презирал!

Я нахохлилась:

— Но я его не отвергаю!!! Я его принимаю и… жалею. Я по-настоящему сострадаю ему из-за того, что ему пришлось пережить!!!

Моника скептически выгнула красиво очерченную бровь.

— И поэтому до сих пор не освободила? И поэтому не даешь ему почувствовать себя полноценной личностью, мужчиной, в конце концов???

Я замерла. Разве я это делаю??? Ну да, я его еще не освободила. Думала, что сделаю это, когда мы вырвемся из этой передряги и сможем быть предоставлены сами себе… Но ведь я из лучших побуждений: благодаря этой привязке мы лучше чувствуем друг друга, нам проще взаимодействовать…

— Он страдает! — проговорила Моника приглушенно. — Он прячет свои настоящие чувства от тебя… Ему больно так, как не было никогда в жизни… А все потому, что у него искалеченное чувство собственного достоинства. А ты — признаю, неосознанно — но всё же усугубляешь его проблему! Отпусти его! Покажи ему, что он равный тебе, а не какой-то там раб, мнение которого ты даже не удосужилась спросить, когда решила заключить клятву на крови!..

Я побледнела. Та ситуация очень ярко предстала перед моими глазами, и я вдруг осознала: она права! Я действительно даже не собиралась с ним советоваться. Воспринимала его как послушного и удобного парня рядышком, который всегда беспрекословно восполнит все мои нужды и чаянья…

Вся эта правда полоснула по мне таким острым лезвием, что я дернулась и мучительно закрыла глаза. Хотелось кричать во все горло: «Я не такая!!! Я хорошая!!!». Но это не умаляло факта моей чудовищной ошибки.

И что теперь? Талиэн меня… ненавидит?

Мне хотелось спросить об этом у Моники, но я не решалась открыть рот. А вдруг это правда? Вдруг он относится ко мне также, как к Антонио Лиеззо, и просто вынужден это скрывать? И все те наши поцелуи — это просто его рабское послушание, которое он был вынужден терпеть из-за рабской привязки?

Мое лицо залилось густой краской стыда, когда дверь вдруг резко открылась.

Талиэн стоял в проходе и тяжело дышал, словно прибежав откуда-то издалека. Его глаза странно блестели, пока он хмуро осматривал обстановку, а потом пунцовую меня.

Моника поспешно ретировалась и покинула комнату, а Талиэн осторожно прикрыл дверь и, подойдя, сел на ее место.

Мне было стыдно и страшно смотреть ему в глаза. Так стыдно, что я едва сдерживала слезы. Чувствовала себя чудовищем.

Потом сделала судорожный вдох и поднялась на ноги, сделав в нему неуверенный шаг. Когда я положила руку на его плечо, он поднял на меня растерянное лицо, пытаясь понять, что со мной происходит.

— С этого момента… ты свободен… — прошептала я осипшим голосом, и, не сумев больше находиться рядом, стремительно покинула комнату.

Не знаю, почему, но меня душили слезы. Было такое чувство, что я грязная с ног до головы. А еще… я теперь совершенно одна. Привязки больше нет. Я ему больше никто…

Маруффа Эйгэ