Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время - Александр Петров

– Нечего на сиськи пялиться, – сердито проворчал отделенный, с сожалением накрывая шинелью девушку.

Солдаты подняли тело и понесли…

Дубло появился словно вихрь, с поспешностью, удивительной для такого грузного тела. Глаза были красны, лицо родовитого обезьяна измазано жиром, руки сжимались и разжимались.

Много позже я узнал, отчего тот был так гневен.

Боярин Роман Гаврилович изволил перейти ко второму блюду. Крепчайший, настоянный на красном корне первач разжег в нем зверский аппетит. Но старший лейтенант Дуболомов не спешил поглотить ароматную, приправленную гвоздикой и лавровым листом снедь и растягивал удовольствие от еды, чередуя ее с наперстками первача. Боярину доставляло особое удовольствие сопровождать застолье мелкой тиранией своего холопа-денщика: придирками, угрозами, нотациями, а особенно – смаковать тоскливый блеск в глазах голодного, зависимого от него человека.

В походный шатер командира роты деликатно поскребся дежурный.

– Какого черта?! – рявкнул Роман, вынужденный оторваться от своих приятных занятий.

– Осмелюсь доложить… Солдаты на болоте двоих поймали: мужика и бабу. Может, шпионы суздальские…

– Так повесь на хрен, – зло отозвался Дуболомов. – Неужели сами додуматься не можете?

– Баба без сознания, а мужик говорит, что знаком с вами. На плацу они, вас ждут…

– Так и повесьте обоих, в чем проблема? Виселицы там есть. Меньше возни. Была бы шея… Иди на хрен, Попов…

Последнюю часть фразы боярин произнес почти ласково, нацеливаясь на шкалик.

– Так он вас словом обидным из пяти букв назвал.

Роман поперхнулся самогоном и с ревом вылетел из палатки, опрокинув офицера.

– Концепольский? – поразился боярин, увидев меня. Он напрочь забыл о своем показном гневе, ошалев от неожиданной удачи. – Дезертировал? Да я ж тебя повешу… Что ты тут делаешь, смерд?

– Врача давай, а то тебе князь кол пропишет от непонятливости. Рогнеде плохо.

Боярин оттолкнул меня и кинулся к девушке. Он наклонился над ней, насколько позволило его огромное пивное брюхо.

– Ганя, девочка моя, что с тобой? – закричал он. – Врача княжне! Бегом! Что ты с ней сделал, подонок?!

Боярин кинулся ко мне, замахиваясь для удара. От первого тычка я уклонился, не предприняв никаких ответных действий. А на второй ответил ударом колена в промежность и добавил локтем в челюсть.

Боярин плюхнулся на пятую точку и завопил нечто неразборчивое.

Но лакеи поняли его правильно, и потому меня пытались бить человек пять или шесть. Двое выбыли из игры сразу, но, после того как кто-то ловко вьехал мне под дых, а другой подсек, ничего не осталось, как кататься по земле, уворачиваясь от пинков, прикрывая голову и почки. Враги же больше мешали друг другу из-за несогласованности действий.

Шум побоища заставил очнуться Рогнеду без всякой врачебной помощи.

– Прекратить! – неожиданно громко и пронзительно скомандовала княжна. – Всех на колья посажу.

Солдаты замерли. Только что умиравшая девушка поднялась с земли.

– Где вы были, холопы, когда этот смерд вел меня через болото? Где вы были, когда моих амазонок убивали одну за одной? Это так вы мне служите, избивая моего спасителя? Вы, тупые, ленивые скоты!

– Мы, ваше высочество…

– Молчать, рабы, песье семя!

Дочь князя бесстрашно двинулась в толпу, отвешивая пощечины солдатам.

– К вашим услугам, княжна, – галантно произнес поднявшийся боярин, щелкнув каблуками.

Роман всегда умел держать нос по ветру – искусство, развитое многими поколениями придворной жизни.

– Прекратить, болваны, – распорядился он. – Старший лейтенант и госпожа – мои гости. Имею честь просить присоединиться к моей скромной трапезе. Еда отменная и простая: щи наваристые со сметанкой, тушеный русак с гвоздикой и лавровым листочком, настоечка. Все, что нужно, чтобы силы поправить. Милости прошу, не побрезгуйте-с.

Рогнеда проигнорировала приглашение.

– Госпожа устала? Понимаю… Горячей воды, мою походную ванну, подобающую одежду ее высочеству, бегом! – на ходу перестроился боярин. – Отдать госпоже мой шатер. Господину Концепольскому обеспечить койку в офицерской палатке.

В принципе, он сделал все, чтобы замять скандал. Княжне следовало принять его приглашение на угощение или вежливо отклонить, сославшись на усталость, что было вполне понятно.

Но Рогнеда не унялась. Я поражался тому, какой она стала.

– Не заговаривай мне зубы! – яростно и непримиримо-злобно крикнула она. – Я могла умереть без медицинской помощи, пока вы тут разбирались, повесить нас сразу или твое боярское величие сначала придет на нас посмотреть!

– Я вас уверяю, это недоразумение, – пуская в ход свое очарование, произнес Роман. – Мы накажем доктора…

– Не куплюсь я больше на твои гусарские штучки. Я ничего не забыла. Всем одно и то же поешь! – в глазах ее плескалась язвительная ненависть и садистское удовольствие. – Бесчестный ловелас! Грязный подонок! Дубло!

Я непроизвольно схватился за голову. Всему есть пределы… Обзывать обезьяна Дублом на людях, да еще в такой ситуации было крайне неразумно. Роман самолюбив и горяч, как настоящий дикарь. И боярина Дуболомова понесло…

– Как ты меня назвала, шалашовка?! – устрашающе спросил он. – Ты, шлюха последняя… Да ты половину Владимира в постель к себе заманила. Тебе мало было меня с князем Григорием! Ты и этого придурка ебать себя пристроила. И таскаешься с ним по болотам… зуд свой удовлетворяя.

Князь суздальский из-за тебя войска поднял в наступление. Сотни людей в болотах гибнут. Отец не в себе, город в трауре. А ты трахаешься с сыном поротого смерда!

Блядь помойная! Хуя тебе моего мало было… А я пер тебя!!! Пер во все дырки. И никуда от этого ты не денешься, сколько не ебись теперь с кем попало. Ты до сих пор сосать у меня хочешь, паскуда вафленая!!! У меня елдак что надо, не то, что у этих твоих маломерков…

Боярин вывалил свое хозяйство на всеобщее обозрение. Он потряс своим «шлангом» и повернув его к княжне, пару раз чмокнул губами.

«Хочешь, милая? Припади» – сказал Дубло, продолжая трясти членом.

Даже при всей либеральности общественного мнения к амазонкам, такой секс считался позорным для любой женщины.

Все вокруг замерли, пораженные тем, что позволил себе сын воеводы. За это даже родовитому боярину не миновать кола. Но Владимир был далеко, а огромный, страшный, распаленный Дуболомов тут, рядом.

Губы Рогнеды задергались, однако собравшись, она произнесла: «Господа, этот человек оскорбил вашу будущую владычицу. Кто готов вступиться за мою честь в благородном бою?»

Княжна выдернула катану из-за спины и положив на ладони, протянула его одному, другому, третьему, глядя безумным, невидящим взглядом перед собой. Все отворачивались, опуская глаза.