Театр китового уса - Джоанна Куинн

– Да, возможно, – отвечает она, направляясь к двери. – Обязательно дайте мне знать, если я могу вам помочь чем-нибудь еще, Джойс. Моя сестра Флосси обычно тоже свободна.

– О, мы знаем мисс Флосси, – говорит Джойс. – Кстати, передайте ей, что мой муж наконец добыл ей неуловимую ветчину. Она всем сердцем хотела ее на Рождество.

Позднее на той же неделе Кристабель читает в кухне газету, когда Флосси заходит через заднюю дверь.

– Привет, Флосс, – говорит она. – Джойс из деревни говорит, тебе нашли ветчину.

– Восхитительные новости! – восклицает Флосси, одетая в форму Земледельческой армии и по вельветности и резиносапожности неотличимая от молодого фермера.

– Мы разве обычно не покупаем ее у мясника? – спрашивает Кристабель, опуская газету. На ней шерстяная шапка и перчатки, поскольку температура упала ниже нуля и даже кухню едва можно назвать обитаемой.

– У нас больше нет мясника, – отвечает Флосси. – Его призвали в прошлом году. Теперь приходится вертеться и унижаться, чтобы добыть хоть какое-то мясо.

– Перри не может с этим разобраться? Я думала с ним связаться, могу спросить.

– Можно попробовать, – говорит Флосси, тиская кота. – Мы с Бетти старательно копили карточки весь год, чтобы можно было добыть немного угощений. Какое Рождество без угощений? Ты заглядывала в кладовую?

Кристабель выходит из кухни и идет по коридору в вымощенную камнем пещеру Аладдина, кладовую, где обнаруживает полки, уставленные домашними соленьями и джемами, сияющими драгоценными камнями банок, на каждой из которых Флосси аккуратно подписала содержание и дату создания – Летний ягодный джем, 15 августа 1943, – будто сам день, его свет и жизнь, были сохранены внутри.

– Разве я не была продуктивной? – кричит Флосси из кухни, в которой включила радио и теперь подпевает ему.

Кристабель осторожно проводит пальцем по ряду консервов: Айвовое желе, Мармелад из шиповника, Терновый джем. На полу под ними стеклянные бутылки с сине-черной жидкостью, отмеченные Бузинное вино. Она говорит:

– Я и не подозревала, что ты умеешь все это делать, Флосс.

– Я тоже, – доносится веселый ответ, и Флосси переходит на пение первых строчек «Серебряных крыльев в лунном свете».

– Я скоро пойду на прогулку, хочешь присоединиться? – говорит Кристабель.

– Я бы с радостью, но Бетти меня уже подписала на охоту за остролистом.

– Понятненько, – говорит Кристабель. Она выравнивает одну из банок и выходит из кладовой, идет по лестнице в основной дом, где на мгновение замирает среди пыльного великолепия Дубового зала рядом с пустым доспехом.

Конечно, она и до войны проводила время вдали от Чилкомба, но никогда не могла представить, что может однажды вернуться в родовое гнездо и чувствовать себя в чем-то лишней, избытком к требуемому. Она качает головой и идет в кабинет отца. Она напишет еще одно письмо старшим офицерам, снова попросит отослать ее во Францию, напомнит о своих великолепных отметках во время подготовки.

Она напишет письмо и сбегает на почту, будет держать себя в форме, готовой. Так она и поступит, думает она, стоя в холодной комнате в окружении изображений лошадей и историй битв.

Расколоты бурей

Декабрь 1943

Кристабель наказывает Брюэрам провести Рождество с родственниками в деревне, сказав им, что нет смысла торчать в Чилкомбе, когда там нечего делать. Флосси уходит на обед Земледельческой армии в отеле Дорчестера и может вернуться к вечеру, если будет в состоянии крутить педали, что кажется сомнительным, а Моди останется в Веймуте.

Перед уходом Бетти застывает в дверях с ощипанной курицей, смотрит, как Кристабель зажигает сигарету от плиты, и спрашивает:

– Вы уверены, что будете в порядке?

– Насколько это сложно? – говорит Кристабель, забирая у нее курицу. – Я запихну ее в духовку, а потом снова достану.

– Я не буду на это отвечать, мисс Кристабель, потому что сейчас время доброты, – говорит Бетти.

Кристабель шарит по карманам и передает Бетти брусок французского лавандового мыла, завернутого в упаковочную бумагу.

– Счастливого Рождества.

– Богом клянусь, я несколько лет такого мыла не видела.

У Кристабель есть еще один брусок для Флосси, и она кладет его на кухонный стол, думая о француженке, которая дала его ей, – молодой медсестре, которая давала ей приют в горах и перед отъездом вложила мыло ей в руки, сказав, что это подарок от Франции. Она не знает, жива ли еще эта женщина – в газетах пишут, что коллаборационистское правительство Виши намерено «разгромить бандитов» Сопротивления.

Рождественским утром Кристабель оглядывает курицу, ее белую сморщившуюся плоть, и убирает в кладовую, где до нее не доберется кот. В доме тихо и холодно. Одинокое Рождество, думает она, и мысль почти приятная, пока она не задумывается о том, как проводит Рождество Дигби, и мрачные предчувствия вновь ее захлестывают.

Она лихорадочно вытряхивает эти мысли из головы, пока ее не окружают только звуки пустого дома. Часы на кухне. Ветер снаружи. Она не может представить, чтобы кто-то проводил Рождество в Чилкомбе в одиночестве. Празднования прошлого были, наверное, крупными торжествами, полными пышных платьев и пожеланий счастья и добрых дел, в соответствии с традициями, в соответствии с приличиями. Столь многому надо соответствовать, и столько энергии тратить на это, будто они были носильщиками, удерживающими дом и его обычаи на паланкине. Какое счастье, что она может делать только то, что пожелает.

Кристабель берет радио и выносит его в Дубовый зал. Она хочет слушать его на чердаке, где будет разбирать старую одежду, чтобы проверить, нет ли там того, что подошло бы женщинам в деревне. Мебель в зале теперь укрыта старыми простынями, а брезент, который закрывает дыру в крыше, все время срывается, пропуская дождь. Она устанавливает радио на укутанное чехлом пианино, включает его и вертит ручку, пока из динамика с треском не прорывается звук далеких церковных хористов.

Когда она снова спускается вниз со стопкой одежды, барабаны по радио выбивают государственный гимн, а затем сам король своим дедушкиным голосом говорит с Британским Содружеством и Империей и ее мужественными союзниками. «В этот день, из всех дней в году, ваши мысли будут в далеких местах, а ваши сердца с теми, кого вы любите».

Погода снаружи ухудшается – порывы ветра и потоки дождя. Даже не глядя на небо, Кристабель знает, что до полнолуния два дня, и подозревает, что даже храбрые Лунные эскадрильи не посмеют сегодня вылететь. Она выключает короля и относит его вниз на кухню, где он возобновляет свою речь. «Дом и все, что дом значит, – говорит он сквозь резкое облако жужжащих помех, – расколоты бурей, какой никогда не видели прежде».

* * *

Когда Флосси возвращается поздним