Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

ГЛАВА 75

Место это называлось Рожни поле. Чуть севернее берега извилистой Белки, между густо поросшими орешником балками и буераками, с одной, и линией увалов — с другой, заходней, стороны, простиралась плоская, как тарелка, довольно обширная равнина. Когда-то здесь, вероятно, выращивали рожь, отчего и произошло название поля, в последнее же время свиноградские пастухи иногда в тёплую пору выгоняли сюда на пастбище скот.

«А доброе ведь место. Обустроить бы его, ролью распахать, верно, воистину, рожь хорошая уродится», — думал Володарь, объезжая поутру место грядущего сражения.

Он расположил обе дружины, свою и брата, на опушке небольшой рощицы как раз возле дороги на Свиноград, как бы прикрывая город. Войска Святополка встали на увалах, вытянулись на вершинах длинной цепью. Ратников у Святополка было заметно больше, чем у Володаря с Васильком, но то, что слишком широко растянулись они вдоль холмов, могло помочь перемышлянам и теребовльцам.

— Надо собрать дружинников в плотные ряды. Копья выставить. И воедино, враз короткими ударами пробиваться вперёд, — бросал Володарь через плечо ехавшим следом Верену и Юрию Вышатичу. — Ты, Юрко, справа встанешь, ты — Верен, по левую руку. Я сам в челе пойду. Пусть видят ратники, что князь с ними. Дорожая поставим в тылу. Еже лихо будет, по крыльям ударит их, не даст в кольцо нас взять.

Володарь знал, что главным воеводой у Святополка был Путята Вышатич, а сей муж полагался всегда только на одно: на число своих ратников. В деле воинском, в манёврах хитрых был он неискушён. Но Святополк, сам худой горе-вояка, ему больше прочих всегда доверял. На промахи Путяты Володарь теперь и рассчитывал.

План сражения был князем продуман ещё ночью в шатре, и сейчас он размышлял лишь над тем, сколько ратников повести за собой, а сколько оставить Дорожаю. В конце концов, решил поделить их поровну. Воеводы поскакали строить и выводить полки.

Володарь взглянул ввысь. Утро было ясным, солнце золотило шеломы и дощатые брони, но на полуночной стороне собирались тяжёлые свинцовые тучи.

«Может, будет дождь, или гроза, а может, и не будет. Her, будет! — с уверенностью заключил Ростиславич. — Как иначе. Знамение Божье! Кровь людей православных прольётся нынче на поле бранном!»

В рядах супротивников наметилось движение, передние комонные начали неторопливо спускаться с вершин холмов вниз. Ко внезапно ход их замедлился.

Слепой Василько, поддерживаемый с обеих сторон гриднями, выехал вперёд навстречу Святополкову воинству. Облачён он был в дощатую бронь, но без шелома, повязка-луда была отброшена, и взору всех предстали страшные багровые рубцы на месте глаз.

В деснице Василько держал серебряный крест.

— Слышишь ты меня, клятвопреступник?! — разнёсся над Рожни полем громкий голос слепца. — Крест сей святой целовал ты в Любече на снеме! Обещал нас яко старший охранять и любить, но что сотворил! Сначала зрения меня лишил, а топерича и жизни самой лишить хочешь! Да будет же крест сей судией меж нами!

«Теперь отступать нам некуда! Али падём, али победим!» — пронеслось у Володаря в голове.

Выхватил он из ножен с просверком харалужную саблю, прямой рукой дал знак к сражению и, пришпорив белоснежного скакуна с дорогой, изукрашенной серебром обрудью резко рванул вперёд. И тотчас следом за ним раздался многосотенный топот копыт. Пронёсся над полем брани клич:

— За князя Василька!

— За раны его!

— За Свиноград!

— За Русь Червонную!

Разлетелся, разметался в клочья передний ряд киевской рати. Чья-то голова с отвалом — правой рукой, с перекошенным в диком предсмертном крике ртом упала перед конём Володаря наземь. Мимо одна за другой просвистели стрелы. Тяжело рухнул кто-то позади него, поражённый наповал. Отчаянно заржала раненая лошадь.

Кажется, им удался плотный первый удар. Рать Святополка рассыпалась розно, но сбоку ударили черниговцы Святоши. Володаревы ратники чуть подались в сторону, с трудом удержав строй. Зазвенели с новой силой мечи, засвистели стрелы. Продолжилась яростная рубка.

Отрок Радко бился на левом крыле перемышльской рати. Всё время шли они вперёд, достигли подножия холма, стали шаг за шагом продвигаться вверх. Встречь летели стрелы и сулицы. Прикрываясь щитом, Радко прокладывал себе дорогу харалужным мечом. Вот ссёк он, ударив в плечо, одного киянина; наискось, порвав кольчужную бармицу, рубанул второго, так сильно, что брызнула у того струёй из шеи кровь. Вдруг услыхал он рядом с собой исполненный лютой ненависти крик:

— Отметчик! Ворог!

Воикин, в шеломе с наносником, в блестящих доспехах, украшенных серебряным акантом[286], бросился Радко навстречу, заступив путь.

— Всех предал! Жену, детей своих! Слышь, ты! — шумел Воикин. — Радмилка зреть тя боле не хочет! Переветник ты!

— То ты клятвопреступнику служишь! — перекрыл его воплем отчаяния Фёдор. — Уйди, брось меч! Отойди и подумай, за что голову кладёшь!

— Ах ты. гад ползучий! — Над головой Радко сверкнула боевая секира.

Фёдор успел выставить щит, но удар секиры, обрушившийся сверху, расколол его надвое. В тот же миг брошенное сзади копьё пробило Воикину доспех и воткнулось в грудь. Издав пронзительный вопль, бывший товарищ и шурин Радко повалился навзничь в окровавленную траву.

У проведчика не было времени оплакивать его. Наскоро подхватив чей-то брошенный целый круглый щит с булатным умбоном посередине, бросился он дальше вверх по склону. На душе было мерзко, думалось с сожалением: «Что вот мы делаем?! Все ить русские люди! Почто ж ненавистью исполняемся, губим друг дружку?!»

На убитого Воикина зла он не держал, одна жалость и досада горькая охватывала сердце. О жене и детях сейчас не думалось совсем. Он рубил с ожесточением направо и налево, отскакивал и сторону, нападал, отражал удары, понимая одно: как бы там ни было, отстаивает он сейчас, на этом кровавом поле, правое дело.

...Володарь со свиноградцами и перемышлянами прорвался сквозь ряды Святополковой дружины. Справа ударил Юрий Вышатич. Где-то ещё дальше промелькнула фигура Василька с крестом в деснице. Черниговские дружинники Святоши, увидев его, шарахались в сторону. Кто-то бросил в Василька сулицу. Гридень верный успел прикрыть князя щитом, но погиб сам, сражённый повторной метко брошенной сулицей.