Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

он также, что браком этим нанесет удар Мономаху, всегда гордившемуся тем, что матерью его была принцесса Мария, дочь покойного базилевса Константина. Будет Святополку хоть чем порадовать свою старушку-мать.

Впрочем, тихое вытьё Сновида под ногами усилило его раздражение. Тотчас отмёл киевский князь мысли о ромейской невесте. Глянул мрачно на советников своих, буркнул недовольно:

— Что делать будем? Ростиславичей нам не одолеть! Сильны стали, вороги!

Он грохнул от злости кулаком по столу.

— Дозволь слово молвить, — попросил хитроумный Жирата. — Есть у нас задумка. Что, если к уграм послать? Уговорить короля Коломана выступить на Перемышль.

— Да как ты его уговоришь? — Святополк криво усмехнулся.

— Обещать если отдать Перемышль с округой, согласится король на лакомый кус.

— Да ты что, Жирата! Часть Руси Червонной угру отдать? Негоже тако деять. — Святополк развёл руками.

Зато с долгами с Коломаном расплатишься ты, княже, да и потом... Иначе ничего ты из земель Володаря и Василька не получишь, а так Теребовля со Свиноградом твои будут. Сына своего на место Васильково посадишь, — смело продолжал свою мысль Жирята.

При упоминании о долгах киевский владетель помрачнел. Взял единожды серебро в долг у одного иудея, накупил воз ценностей для любимой наложницы, матери Мстиславца с Ярославцем, а оказалось, что серебро то Коломаново было. Хомут на него кривой угорец повесил, и серебро своё время от времени теперь требует. Плати, мол, князь. Иудея того не достать, давно смылся куда-то, а грамоты Коломановы остались, и никуда от них не деться. И как не хочется, чтобы ромейская невеста прознала об этих тёмных делишках!

Стиснув десницу в кулак, Святополк тихо ругнулся. «Впрочем, — подумал он, — лукавый Жирята верно говорит. Коломан поможет управиться с Ростиславичами». Тогда доберётся он, Святополк, до галицкой соли, которая, воистину, имеет сейчас цену золота. А ещё железо, камень добрый, медь, борти[288], ловища[289] знатные. Всем богата Русь Червонная.

— Что ж, будь по-твоему, боярин Жирята! — После недолгих колебаний согласился Святополк на предложение луцкого старосты. — Ты, Мстиславец, — обратился он к старшему сыну. — Займёшь стол владимирский. Ты же, Ярославец, в угры поедешь, вместе вот с боярином Жирятой. Уговорите короля рать на Перемышль послать. Да, и ты, Сновид, такожде езжай, — вспомнил Святополк о всё ещё ползающем у его ног конюхе. — Присмотришь там за сыном моим. Сам же я в Киев покуда отъеду. Жду от вас добрых вестей! — обратился он к насупившемуся младшему сыну и Жиряте.

Опытный боярин положил руку на плечо Ярославца и вполголоса промолвил:

— Ничего, княжич. Сладим дело, порадуем батюшку твоего!

Он лукаво подмигнул сразу заулыбавшемуся Ярославцу.

ГЛАВА 77

— Выходит, княгиня Ирина прислала тебе грамоту? И её сын Вячеслав у Мономаха? И ты мне ничего не сказал раньше! Почему, отрок Радко? — Во взгляде Володаря читалось неприятное изумление. — Вот воюем мы, рубимся с ворогами, оберегаем землю свою, а не знаем, что вокруг нас творится. И как живут люди близкие и далёкие. Проходит жизнь, и нечего вспомнить, кроме сеч, крови, борьбы за столы, отчаянной, яростной, дикой. Почему так?

Радко, потупившись, молчал, неподвижно сидя напротив Володаря на лавке в горнице. Мерцали на стенах свечи. За слюдяным окном стремительно угасал летний день.

— Вот что останется после нас? Короткие строки летописных хроник? Ну, были такие князья, бояре, отроки. Воевали, пиры учиняли, в волостях своих управляли, рождались, жили, умирали...

— Оно тако, княже. Да токмо... вот в Переяславле побывал я, у князя Владимира Мономаха, — стал рассказывать Радко. — Зрел тамо храмы каменные в числе великом, стены каменные тож. Мыслю худым умишком своим — вот то на века, потомкам нашим память о нас.

— И я бы, Радко, таким делом занялся, да сам видишь, что на Червонной Руси творится! То ляхи, то Святополк, то Игоревич житья не дают. Теперь вот этот Коломан ещё на головы наши свалился! Двухродный братец, чтоб его! Шлют дозорные недобрые вести с порубежных застав — собираются угры в великой силе за перевалами в Горбах. Внял король Коломан советам Святополкова посланника Жиряты да Ярославца, готовится идти на Перемышль. Война, опять война! Чую, в чистом поле нам против угров сейчас не выдюжить. Много добрых ратников полегло на Рожни поле. А перед тем под Бужском, под Владимиром гибли дружинники наши с братом. За столь короткий срок новых не набрать, не обучить. Придётся закрываться в городах, держать оборону. Так вот, отроче!

Володарь вздохнул, сокрушённо покачав головой. Радко вдруг уверенно ответил:

— А отобьёмся мы, княже! Бог нам поможет! Дело ить наше правое! Ничего у Коломана не выйдет!

— Мне бы твою уверенность... Хотя... Может, ты и прав. — Володарь, сдвинув брови, задумался.

«Нужны союзники. Так говорил Татикий. Хорошо ему было говорить! Где вот только сейчас этих союзников отыскать?»

...Володарь вышел на гульбище, дотронулся рукой до толстого резного столпа, поднял десницу, вытянул вверх, одолевая слабость и боль. Рана, полученная на Рожни поле, затянулась, кость, как говорил старик-лекарь, срослась, давеча сняли с десницы князя колодки. Пробовал мало-помалу поднимать Володарь больной рукой саблю, получалось с трудом, слаба покуда была десница. Понимал он, что если доведётся биться с уграми, так только шуйцей.

Непроглядная ночь царила над Перемышлем, тишину нарушал лишь порывистый ветер, князь долго слушал его дикое завывание. Ветер был тёплый, но злой, словно пропитанный враждебностью, он казалось, шептал Володарю в уши:

— Берегись!.. Это я, война!.. Я нашлю на тебя и землю твою стрелы калёные!.. Ратников угорских, лихих и быстрых, как я сам!.. Горе тебе, горе!

— Пошёл прочь! — прошептал Володарь и, превозмогая боль в раненой руке, положил крест. — Изыди, нечистая сила!

И, будто поддавшись его словам, внезапно стих, пропал злой ветер, улетел прочь, закрутив прощальный вихрь вокруг столпов. Умчался куда-то на север, за Сан, унеся с собой тревоги и беды. Кажется, Володарь начинал верить, что угорскую силу ему удастся перемочь.