Мешок с костями - Стивен Кинг

— Как ее зовут? — спросила Ки, оглядывая собачку со всехсторон. — Как зовут собатьку, Майк?

Я ответил без запинки:

— Стрикленд.

И тут же подумал, что это имя озадачит Ки, но она только ещебольше оживилась.

— Стикен! — Собачка запрыгала по коробке. — Стикен! Стикен!Мою собатьку зовут Стикен.

— Кто такой Стрикленд? — с улыбкой спросила Мэтти. Она уженачала разворачивать гамбургер.

— Персонаж из одной книги. — Я наблюдал, как Ки играет ссобачкой. — Плод писательского воображения.

* * *

— Мой дедушка умей, — сообщила Ки пять минут спустя.

Мы все еще сидели за столиком, но с едой уже почтипокончили. Стрикленд, набивной песик, охранял остатки жареного картофеля. Иоглядывал людей, прогуливающихся, сидящих за столиками и на траве, и думал, нетли среди них жителей Тэ-Эр, которые следят за нами во все глаза и ждут недождутся, чтобы рассказать об увиденном дома. Никого из знакомых я не заметил,но ведь в Тэ-Эр я и раньше-то знал далеко не всех, а в последние годы вообще неприезжал к озеру.

Мэтти озабоченно поглядела на Ки, но я решил, что беспокоитьсяне о чем: ребенок сообщал новость, а не горевал.

— Я знаю.

— Дедушка был отень стаенький. — Ки пухлыми пальчиками взяладва картофельных столбика и отправила в рот. — Он сейчас с Иисусом Хьистом. Наммного говойили об Иисусе Хьисте в Эл-би-ша.

«Да, Ки, — подумал я, — твой дед, должно быть, учит ИисусаХриста, как пользоваться программой „Пиксель-изл“, и интересуется, нет ли унего под рукой блудницы».

— Иисус Хьистос ходил по воде и пьевьасял вино в макайоны.

— Да, что-то такое он делал. Грустно, когда люди умирают,правда?

— Будет гьюстно, если умьот Мэтти, будет гьюстно, еслиумьошь ты, а дедушка был отень стаеньким. — Она говорила так, словно хотелаобъяснить очевидное. — На небесах его вылетят.

— Ты правильно все понимаешь, детка.

Мэтти поправила резинки на хвостиках Ки. В лучах заходящегосолнца ее загар как-то по-особому оттеняла белизна платья, которое онанаверняка купила на распродаже, и в этот момент я осознал, что люблю ее. Имысль эта неприятия у меня не вызвала.

— Я скутяю по седой нанни, — продолжила Ки. Вот тут на еелице проступила печаль. Она взяла со стола собаку, попробовала накормитьстолбиком жареного картофеля, поставила обратно. Маленькая, симпатичнаямордашка стала задумчивой, и мне вдруг почудилось, что в ней проглядывают чертыдеда. Очень смутно, но фамильное сходство угадывалось. Еще один призрак. — Момговоит, тьто седая нанни улетит в Калифойнию с остатками деда.

— Останками, детка, — поправила ее Мэтти. — То есть еготелом.

— Седая нанни вейнется и пьиедет ко мне, Майк?

— Я не знаю.

— У нас была интеесная игья. Вь йифмы. — Печали на лицеприбавилось.

— Твоя мама рассказывала мне об этой игре.

— Она не вейнется. — Ки сама ответила на свой же вопрос.Очень большая слеза скатилась по ее правой щеке. Она взяла Стрикленда,поставила его на задние лапы, потом опустила на все четыре. Мэтти обняла дочь,но Ки этого даже не заметила. — На самом деле седая нанни не любила меня.Только пьитвойялась, тьто любит. Это была ее йабота.

Мы с Мэтти переглянулись.

— С чего ты это взяла? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Ки. Неподалеку от гитариста появилсяжонглер с покрытым белой краской лицом. В воздухе замелькало с десяток яркихмячей. Кира слегка повеселела. — Момми, момми, мозно мне посмотьеть на этогосметьного белого теловека?

— Ты наелась?

— Да.

— Поблагодари Майка.

— Низя укладывать на землю своего куойтейбека! — Ки радостнорассмеялась и сделала вид, что хочет схватить меня за ногу. — Спасибо, Майк.

— Не за что, — улыбнулся я.

— Можешь дойти до того дерева, но не дальше, — строгопосмотрела на нее Мэтти. — А знаешь почему?

— Тьтобы ты могла меня видеть. Дальсе не пойду.

Она схватила Стрикленда, побежала было к жонглеру, ноостановилась и через плечо глянула на меня.

— Навейное, это люди из холодильника. — Говорила она очень серьезно.

Сердце у меня учащенно забилось.

— И что сделали люди из холодильника, Ки?

— Сказали, тьто седая нанни меня не любит. — И она побежалак жонглеру, не замечая жары.

Мэтти проводила ее взглядом и повернулась ко мне.

— Я никому не рассказывала о «людях из холодильника». И Китоже. Вы узнали об этом первым. Никаких людей в холодильнике, конечно, нет, нобуквы двигаются по передней панели сами по себе. Словно это гадальная доска.

— Они складываются в слова?

Мэтти долго молчала. Потом кивнула.

— Не всегда, но бывает. — Вновь пауза. — Вернее, практическивсегда. Ки говорит, что это письма от людей из холодильника. — Она улыбнулась,но в глазах застыл испуг. — Это какие-то особые буквы? Или у нас очереднойслучай полтергейста?

— Не знаю. Я сожалею, что принес их, раз они создают лишниехлопоты.

— Да перестаньте. Вы подарили их Ки, а для нее вы сейчасглавный человек. Она только о вас и говорит. Вот и сегодня она хотела одетьсякак можно наряднее, несмотря на смерть дедушки. И настояла на том, чтобы янадела что-нибудь красивое. Обычно она так к людям не относится. Общается сними, когда они есть, и забывает, как только они уходят. Иногда мне кажется,что так и надо.

— Вы обе сегодня очень нарядные. Заявляю авторитетно.

— Спасибо. — Она с любовью посмотрела на Ки, которая стоялаоколо дерева, не отрывая глаз от жонглера. А жонглер уже отложил мячи и теперьработал с индейскими дубинками. Мэтти взглянула на меня:

— Вы поели?

Я кивнул, и она принялась собирать все пакетики и обертки вбольшой пакет. Я стал помогать, наши пальцы соприкоснулись, она схватила меняза руку, сжала.

— Спасибо вам. За все, что вы для меня сделали. Большущеевам спасибо.

В ответ я тоже сжал ее руку и отпустил.

— Знаете, я даже подумала о том, что Ки двигает буквы сама.Усилием воли.