Письма к Вере - Владимир Набоков

Любовь моя,

на вокзале в Springfield меня встретил (а потом на другой день водил осматривать дом и могилу Линкольна) секретарь Клуба – жутко молчаливый меланхолик несколько клерикального вида с небольшим запасом автоматических вопросов, который он быстро исчерпал. Он пожилой холостяк, и профессия его состоит в том, что он секретарствует для нескольких спрингфильдских клубов. Он оживился и блеснул глазами один-единственный раз – страшно заволновался, заметив, что флагшток около мавзолея Линкольна заменен новым, более длинным. Оказалось, что его hobby – даже больше, страсть его жизни – флагштоки. Он вздохнул с облегчением, когда сторож дал ему точную справку – 70 футов, – ибо шест в его собственном саду все-таки на 10 футов выше. Его также очень успокоило, когда я ему сказал, что, по-моему, шток уклоняется кверху от прямой линии. Он его долго щупал, и озабоченно глядел вверх, и наконец пришел к убеждению, что даже 70 футов не наберется и что искривление – не оптический обман, а факт. Он копит деньги на флагшток в 100 футов. У Шпоньки, судя по его сну, был тот же комплекс; и д-р Фройд кое-что мог бы сказать интересное по этому поводу.

Говорил я перед громадным собранием. Очень сошелся с директором State Museum McGregor (действительно прелестный музей с приличной коллекцией бабочек и неописанными ископаемыми насекомыми, которые будут посланы Carpenter’y в мой музей) и с директором исторической библиотеки, Paul Angle. Сейчас жду на Springfieldском вокзале поезд, который опоздал на час. Я тебя очень люблю, моя душенька. Вчера вечером у меня был опять – впрочем, очень короткий – припадок озноба и боли меж ребер. Не холодно, но сыровато. Митюшонка моего очень целую. В.

Сент-Пол – Кембридж (Массачусетс), Крейги-серкл, 8

Понедельник

St Paul

Душенька моя милая,

Фишер был все-таки прав, а не мы: поезд из Чикаго в St Pauls оказался страшно дорогой (скажи Митеньке, что он был весь стальной, великолепно обставленный и мчался с быстротою 100 миль в час, – называется: The Zephyr). Пресимпатичный president Turck встретил и отвез меня в лучшую (действительно очень нарядную) гостиницу. Вчера (воскресение) я завтракал с ним и с его престарелой матерью, а потом он меня повез за город показывать окрестность: большое озеро, несколько похожее на Annecy. Город St Paul большой, холодный, с собором под римского Петра на холме, с суровым видом на Миссисипи (за которым другой Twin Town – Minneapolis). Сегодня я провел весь день в университете, осматривая, беседуя и завтракая с факультетом. К моему ужасу, оказалось, что я не захватил с собой лекцию о Novel, которую хотели от меня в 10.30, – но решился говорить без всяких записок, и вышло очень гладко и хорошо. Вчера после поездки за город пошел, дико заскучав, в кинематограф и оттуда вернулся пешком – шел больше часа и лег около восьми. По дороге меня прямо пронзила молния беспредметного вдохновения – страстное желание писать – и писать по-русски. И нельзя. Не думаю, что кто-либо, не испытавший этого чувства, может по-настоящему оценить его мучительность, его трагичность. Английский язык в этом смысле иллюзия и эрзац. Я сам в обычном состоянии, т. е. занятый бабочками, переводами или академическим писанием, не совсем учитываю всю грусть и горечь моего положения.

Я здоров, много ем, принимаю витамины и читаю газеты больше, чем обычно, – ввиду розовеющих известий. St Paul – город до одури скучный, в гостинице одни совы, девица в баре похожа на Дашу; зато апар(та)мент у меня очаровательный.

Фишер (который где-то сейчас поблизости и, вероятно, будет здесь завтра) несколько огорошил меня известием, что в Galesburg будет не две, а одна лекция, т. е. только заработаю там 50 долларов. Уровень интеллигентности здесь значительно ниже, чем в восточных университетах, но все очень милы и appreciative. Сейчас около пяти. В 6.30 обедаю у Турка. Завтра узнаю насчет поезда в Galesburg, ибо, по-видимому, нужно ехать обратно в Чикаго, а оттуда в Galesburg: в нашем расписании что-то перепутано (можно тоже с пересадками при помощи local trains добраться до G., без заезда в Чикаго, – но это кажется длиннее – словом, узнаю).

Люблю тебя, моя душенька. Постарайся – будь веселенькой, когда возвращусь (но я люблю тебя и унылой). Если бы не было вас – почувствовал совершенно ясно, – поехал бы солдатом в Марокко: там, кстати, водится в горах божественная лиценида – Vogelii Obthr. Впрочем, гораздо больше этого сейчас хотел бы написать русскую книгу. Ватный отель, за окном дождь, в номере библия и телефонная книжка: для удобства сообщения с небесами и с конторой.

В.

Гейлсбург – Кембридж (Массачусетс), Крейги-серкл, 8

Среда

11 —XI —42

Galesburg

4 p.m.

Душенька моя,

приехал сюда сегодня утром – с раздувшейся верхней губой после ледяного ветра в St Paul. Моя лекция там перед аудиторией в 900 человек – Commonsense – передавалась по радио. Вот маленькое стихотворение, которое написалось.

Здесь я помещен в очаровательной гостинице – какие-то замечательные золотисто-коричневые панели и много интересных gadget,oв. Покупаю нынче третью газету. Почему вы мне не пишете, моя любовь? Университет, который только что осматривал, очень приятный. Читаю завтра вечером. Хочется домой, надолго.

В.

МИЛЫЙ МОЙ, РАДОСТЬ МОЯ!

Фармвилл – Кембридж (Массачусетс), Крейги-серкл, 8

Понедельник

Моя душенька,

люблю тебя. Онорз-Колледж оказался очаровательным и необыкновенно изящным – словом, все было очень приятно. В Нью-Уорке я успел сделать все, что хотел. Видел Мое, причем выяснилось, что Barbour – его ближайший друг. «Well, you must be a jolly good man if Tom Barbour took you!» Это вышло удивительно удачно. Pierce повел меня пить виски, и мы провели с ним два часа за литературными разговорчиками. «I keep getting letters telling me that you are my find of the season». (Это уж мне льстит гораздо меньше.) Видел Наташу, которая повела меня и армянскую даму – которую ты, кажется, знаешь – в кинематограф. Бездарнейшая советская фильма. Видел Алданова, к которому я послал Зензинова и Фрумкина, а кроме них, еще были Коварские и Мансветов с женой-поэтессой. Видел Дашу – повел ее в ресторанчик, – она была ужасно мила и разговорчива. Видел Тильду – она ни за что не хочет денег. Видел Комстока, Санфорда и Мичинера, который оказался милейшим молодым человеком (выяснилось, что не Комсток, а он сделал для меня эти великолепные рисунки). Мне нужно было препаровать и зарисовать гениталии моей Lysandra cormion, но оказалось, что она со всеми другими «typeс»[151] переведена в Энтомологический институт за пятьдесят миль от Нью-Уорка. На другое же утро (в субботу) она была доставлена мне оттуда, и я всласть позанялся ею. Вчера приехал сюда после убийственного путешествия. Ужинал у проф. Grainger в неотопленной усадьбе среди соснового леса и потом был отвезен в теплую удобную гостиницу. Я проспал – надо быстренько вставать, до свидания, моя любовь. Митеньку целую моего.