Сочинения. Том 3 - Гален Клавдий

будет неправильным называть некоторых «помешанными на женщинах» и «помешанными на птицах»[338].

4.5.23. Итак, если само название этих недугов содержит слово «мания», и это, по словам Хрисиппа, правильно, а мания порождается в теле неразумной силой, то нет ничего менее разумного, чем такие недуги.

4.5.24. Да, и на это, клянусь Зевсом, можно было бы возразить, что безумие рождается не из-за неразумной силы, но из-за того, что суждение и мнение преступают надлежащие пределы, и это равносильно утверждению, что недуги души рождаются не вообще из-за того, что нечто ложно понимается как добро или зло, но из-за того, что нечто ложно почитается величайшим добром или величайшим злом.

4.5.25. Ведь мнение о деньгах, что они хороши, еще не является недугом, но если кто-то почитает их высшим благом и считает, что без них и жить не стоит, то это уже будет недуг жадности к деньгам и сребролюбия.

4.5.26. Но Посидоний, возражая на это рассуждение Хрисиппа, говорит примерно так: «Если бы кто-то стал разбирать то, что было сказано Хрисиппом, то прежде всего задал бы следующий вопрос: как мудрые, которые знают, что прекрасное является высшим и непревзойденным благом всего, не преисполняются страсти в своем стремлении к нему, хотя и желают достигнуть того, к чему стремятся, и исполняются ликования, когда достигают этого.

4.5.27. Ведь если представление о величии кажущегося блага или зла считается достойным и достаточным для того, чтобы обладающие таким представлением преисполнились страсти, и не допускать никакой мысли относительного того, что их реакция должна быть иной, то те, кто считает нечто непревзойденным благом, должны также впадать в состояние страсти, чего, однако, не наблюдается.

4.5.28. То же относится и к тем, кто совершенствуется в добродетели и понимает, что из-за порока они могут претерпеть великий вред: было бы логично, чтобы они испытывали великий ужас и великую скорбь, но и этого не происходит».

4.5.29. Далее Посидоний пишет так: «Если же предположить, что в возникновении страсти, помимо величия кажущегося добра или зла, повинна еще и слабость души, и поэтому мудрые совершенно свободны от страстей, а дурные люди — нет, поскольку они слабы, и это не постоянная слабость, но приступ чрезмерной душевной слабости, то и это не снимает проблему.

4.5.30. Ведь все согласны, что причина страсти — недуг души; однако вопрос о том, что толкает душу к такому состоянию и каковы при этом бывают движения души, исследуется, но ответа не находится».

4.5.31. Далее он пишет так: «Впадают в страсти не только люди чрезвычайно порочные или имеющие сильную предрасположенность к страсти, но все неразумные люди, поскольку у них есть пороки, впадают в страсти, великие и малые».

4.5.32. Вслед за этим он пишет так: «Неправильно считать, что такие движения зависят от масштаба вызвавшего их стимула и что потеря здравого смысла является признаком сильной страсти; ведь повод к такого рода реакции может быть и умеренным, а то и вовсе незначительным».

4.5.33. После этого Посидоний пишет так: «Бывает так, что два человека одинаково слабы и имеют одни и те же представления о добре и зле, однако один впадает в страсть, другой — нет, или один — меньше, другой — больше, и порой более слабые, воспринимая случившееся более сильно, не впадают, однако, в состояние страсти; и один и тот же человек при одних и тех же обстоятельствах иногда впадает в страсть, иногда нет, иногда больше, иногда меньше.

4.5.34. А вот неопытные больше впадают в состояние страсти в страхах, скорбях, желаниях, удовольствиях, и более дурные быстрее улавливаются страстями».

4.5.35. Далее Посидоний в подтверждение своих слов приводит изречения поэтов и события древней истории. И после всего этого он заключает: «Итак, одно зло быстро подхватывается людьми неопытными, другое, напротив, со временем входит в привычку, и одинаково слабые люди, имеющие одинаковые представления, часто имеют разные страсти или одни и те же страсти, проявляющиеся в разной степени».

4.5.36. После этого он ставит еще несколько вопросов — приведу его рассуждение дословно, хотя оно и довольно длинное:

«Почему некоторые люди, которых другие считают великими и которые на самом деле слабы, слушаются чужого мнения и принимают других в качестве советчиков, как Агамемнон, проводивший ночь без сна:

4.5.37. ведь, согласно поэту, он, как и прочие вожди, был поражен невыносимой скорбью из-за бегства ахейцев. Когда же страсть в нем успокоилась, хотя сохранилось прежнее представление о случившемся и прежняя слабость разума, он не считал возможным пребывать в покое:

4.5.38. “Дума сия наконец показалася лучшей Атриду —

С Нестором первым увидеться, мудрым Нелеевым сыном,

С ним не успеют ли вместе устроить совет непорочный,

Как им беду отвратить от стесненной рати ахейской”[339].

4.5.39. Когда же Нестор, всмотревшись в темноту, спрашивает подходящего издали, кто он есть, Агамемнон, объявив, кто он, говорит:

“Так я скитаюсь; на очи мои ниже ночью не сходит

Сладостный сон, и на думах лишь брань и напасти ахеян!

Так за ахеян жестоко страшуся я: дух мой не в силах

Твердость свою сохранять, но волнуется; сердце из персей

Вырваться хочет, и ноги мои подо мною трепещут!”[340]

4.5.40. Если он, так содрогаясь сердцем от страха, в состоянии обратиться за советом, значит, бывает, что те, кто пребывает в состоянии страсти, не считают, что в их положении, каким оно видится им, нет места никакому разумному рассуждению, и при этом действуют по страсти.

4.5.41. Если же он это говорит, уже больше не испытывая страх, но помня о нем, то можно законно задаться вопросом, почему из людей, обладающих одинаковыми представлениями и одинаково слабых, одни отклоняют доводы разума, а другие их принимают. В любом случае причину страсти он не назвал».

4.5.42. После этого Посидоний говорит следующее: «Имеется противоречие в том, что человек, находящийся во власти вожделения, не только отталкивает от себя разум, но даже полагает, что следует иметь что-либо, даже если это не полезно, то есть стремиться к чему-то как к великой пользе из-за его величия, пусть в нем и нет никакой пользы, более того, даже в том случае, если это приносит великий вред, держаться его ради его величия.

4.5.43. Можно еще допустить, что такие люди отвергают говорящих, что это бесполезно, и считают пустословами вызывающихся показать, что это вредно, так как считают, что то, чего они добиваются, несет в себе великую