Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев

однако он мог есть поджаренное на вертеле, вареные яйца и пить молоко. Эту диету он соблюдал три года.

В конце 1948 г. в Париже собралась сессия ООН, Фейсал возглавлял саудовскую делегацию. Тогда у него случился острый приступ, помешавший ему присутствовать на заседаниях, и ему порекомендовали отдых. Затем он отправился в Швейцарию, а оттуда — на Французскую Ривьеру поправляться и отдыхать.

Во время приступа была сильная боль, которую его высочество описывал как нечто накатывающееся на него и распространяющееся на всю область живота.

Его обследовали парижские врачи, но следов язвы не нашли…

В 1957 г. Фейсал поехал в Америку на лечение. Его снова обследовали, но язвы не обнаружили… Но когда врачи проанализировали снимки желчного пузыря, снятые в Париже, то нашли в них камни… Провели операцию на животе и камешки удалили. Затем обследовали желудок эндоскопом и обнаружили спайки, свидетельствующие о застарелом воспалении… Ему рекомендовали покой.

Однако через месяц после операции боли возобновились сильнее, чем раньше.

Врачи из Бостона, Филадельфии и Нью-Йорка провели консилиум и обследовали его. Они заявили, что у него острая язва и необходимо срочное вмешательство, то есть срочная операция.

Но опять на операционном столе у принца не нашли никакой язвы. Затем хирурги произвели двойную операцию (желудок был соединен напрямую с кишечником и произведено иссечение блуждающего нерва), больной поправился. Тогда врачи вознамерились провести операцию на диафрагме.

И тут принц Фейсал попросил их провести все операции за один раз.

Но доктора ответили ему, что операция на диафрагме проводится в области груди, а не живота. Таким образом, они стали проводить предложенную операцию… Когда доктор вручную обследовал отверстие, через которое проникли к пищеводу… он натолкнулся у отверстия на опухоль, расположенную вплотную к пищеводу. Он очень удивился и сказал: „Ба! Да ведь это же опухоль! Но что за опухоль?“

Врачи взяли пункцию и нашли, что опухоль доброкачественная!

Хирург сказал: „Стало быть, удаляем“.

Они удалили опухоль, что рядом с пищеводом. Во время удаления пищевод открыли, врачи его зашили и сузили отверстие в диафрагме.

Таким образом, выяснилось, что все симптомы, на которые жаловался принц, проистекали от этой опухоли. Она давила на солнечное сплетение, когда он поворачивался, и вызывала все эти боли.

Но это выяснилось после операций, которые обошлись очень дорого его здоровью.

Более двух лет после операций эмир чувствовал упадок сил и тяжесть в животе целый час после еды.

Все эти страдания эмир перенес с удивительным терпением, хотя мучился из-за ошибочного диагноза. Целых двадцать пять лет эмир соблюдал диету. Он начинал трапезу жаренным на вертеле мясом или птицей, затем следовал рис с варенной в масле зеленью, затем банан или яблоко.

С некоторых пор он начал кушать суп „мухаллябию“ и пить компот»[221].

Из рассказа Ибн Абдель Ваххаба и ар-Рувейшида можно получить представление о стиле работы короля Фейсала — немедленное решение текущих государственных дел. Но когда он сталкивался с новыми или очень серьезными делами, то вел себя с точностью до наоборот — тянул время, чтобы дать вопросу созреть, предпочитал, чтобы решение пришло само.

Говорит Нихад аль-Гадири: «Для него наиважнейшим фактором было время. Оно решало для него многое. Если нет острой необходимости, не надо решать что-то сегодня, лучше отложить на завтра. Дополнительные двадцать четыре часа вскрывают какие-то внутренние процессы или обнаруживают что-то новое. Дело в том, что он не хотел принимать решения, от которых надо было бы впоследствии отказываться. Поэтому он не торопился… Как-то мы пошутили, что хорошо бы организовать полеты сверхзвукового пассажирского самолета „Конкорд“ в королевство. Я сказал, что „Конкорд“, вылетев из Парижа, прибывает в Нью-Йорк за три с половиной часа, тогда как обычный самолет преодолевает это расстояние за восемь часов. Он засмеялся и спросил: „Ну и к чему это? Что человеку делать в Нью-Йорке лишних пять часов?“…

Если вы зашли к королю с какой-либо проблемой, боже избавь вас показаться суетливым и спешащим: если он почувствует, что вы подхлестываете его, он положит бумагу в ящик письменного стола и скажет: „Что ж, дай Бог, дело стоящее“. Если же вы пришли к нему с делом и продемонстрировали свою объективность, если прокомментировали все письменно и оставили бумаги у него, то документ, возможно, будет подписан через час. Он опасался, что поспешность приведет к ошибке. Если же он видел вас медлящим, спокойным, он изучал ваш вопрос и принимал решение. Наихудшим для него была скоропалительность»[222].

«Фейсал предпочитал не высказывать людям свою точку зрения, приглашая их поработать (над проблемой), — пишет Мунир аль-Аджляни. — Он… ненавидел авантюризм. В решении трудных вопросов он иногда использовал фактор времени. Неторопливость — это отнюдь не стиль мышления, а стиль работы, принятия решения и его подготовительного этапа»[223].

Фрэнк Джангерз рассказал историю, которая затрагивала его лично, но демонстрировала метод работы короля. Не называя точной даты, он вспоминает, что во французских СМИ появилась утка о серьезных разногласиях между ним и Фейсалом. Французские газеты писали, будто отношения Саудовской Аравии с АРАМКО резко ухудшились и самого Джангерза вот-вот вышвырнут из страны. Потом оказалось, что эту утку запустили израильтяне. Он запросил встречу с королем. Обычно его принимали через день-два после такой просьбы. Но прошло недели две, слухи о его разногласиях с Фейсалом разрастались. Наконец пришло приглашение. Джангерз сидел с королем, который пощипывал свою одежду — явный признак раздражения; они пили чай. Говорить было не о чем. Они обменивались любезностями. Но распахнулись двери, и для съемок вышла группа французских телевизионщиков. Они и засняли милую беседу короля Фейсала и босса АРАМКО. Джангерз знал, что Фейсал терпеть не мог телевизионщиков, тем более французов, которых недолюбливал. После съемок пили кофе. Король сказал: «„Ну, вот я и разрешил для тебя съемки — да еще французам! Для меня это все равно что принять яд“. Слухи о разногласиях испарились. Это был его метод сказать мне: „Не волнуйся, ничего не случилось“, не говоря при этом ни слова, — подытоживает Джангерз. — И он знал, что я знал, что он знал, что я знал»[224].

Выдержка, самообладание в сочетании с уважительным отношением к собеседникам, подчиненным и даже слугам у Фейсала действительно были феноменальными. И в этом он отличался от отца, человека вспыльчивого, хотя в нужный момент Абдель Азиз всегда себя контролировал. Приведу несколько высказываний по этому поводу.

Говорит Хишам Назир: «Уверяю вас, что никогда из уст короля Фейсала никто не слышал ругани. Уверяю вас, что никакой резкости вы не услышали бы, даже если он сердился»