50 знаменитых авантюристов - Ольга Исаенко

К концу жизни Хаббард стал богатым: еженедельно на его счет поступало около миллиона долларов, а целиком состояние оценивалось почти в 640 млн долларов. Но к тому времени он уже страдал венерическими болезнями, паранойей и боялся всех и вся. Свою роскошную виллу он постоянно ремонтировал, но так и не вселился в нее и жил до самой смерти в маленьком фургоне на колесах во дворе. Последний год жизни Хаббард провел в инвалидной коляске. Деньги не принесли ему ни покоя, ни счастья.

Рон Хаббард умер 24 января 1986 года. Тело его было сожжено, а прах развеян над Тихим океаном. Но его последователи продолжают охоту за новыми жертвами. И, возможно, часто вспоминают любимое высказывание учителя: «Делайте деньги, делайте деньги, делайте больше денег, делайте еще больше денег, заставляйте других работать, чтобы и они производили для вас деньги».

(род. в 1777 г. – ум. в 1835 г.)

Шекспир или Шакспер? Великий Бард или актер средней руки и несостоявшийся торговец? Не одну сотню лет бьются над этой загадкой литературоведы мира. По разным версиям, под маской Уильяма Шекспира скрывались от двух талантливых личностей до целого литературного клуба деятелей своей эпохи. Есть, впрочем, и те, кто оставляет автору «Гамлета» право быть самим собой – Уильямом Шекспиром, Великим Бардом, Стратфордианским Лебедем, актером, известным в родном купеческом Стратфорде-на-Эйвоне как обычный торговец, хотя и со странной биографией. Откуда столько разночтений и кривотолков? Причина в том, что Поэт и Драматург не оставил миру ни единой рукописи, закладной, письма, договора, словом, ни одного документа, позволяющего хоть как-то осветить его подлинную биографию. Нет никаких достоверных свидетельств, вразумительно объясняющих источник его энциклопедических знаний, гигантского словарного запаса в 20–25 тыс. слов (в Оксфордском словаре указано, что Шекспир ввел в английский язык около 3200 новых слов), богатого жизненного опыта, подразумевавшего многочисленные путешествия по Европе. Его подлинное завещание и то записано под диктовку, чужой рукой. На такой добротной почве из сплошных «белых пятен» как не взрасти «истинным свидетельствам» жизни и творчества великой личности? Вот и находится немало скорых на руку дельцов – любителей легкой наживы, которые, пользуясь ситуацией, пытаются «восстановить историческую несправедливость» и стряпают собственноручно недостающие «раритеты». Кстати, не всегда безуспешно.

Первым на поприще обеспечения историков недостающими «достоверными данными» подвизался Джон Джордан из Стратфорда, подрабатывающий гидом в экскурсиях приезжих по шекспировским местам. В историю шекспироведения он вошел как сочинитель нескольких «преданий» и изготовитель фальшивок; впрочем, некоторые из них были выполнены весьма качественно: даже известнейший эксперт того времени Эдмунд Мэлоун некоторое время считал духовное завещание Шекспира, состряпанное Джорданом, подлинным.

Но по количеству и качеству подделок перещеголял всех «шекспировских» мошенников Уильям Генри Айрленд, и настолько, что имя его вошло в анналы истории, а сфабрикованная им рукопись пьесы «Вортигерн» (вместе с ее печатным изданием 1832 года) хранится в зале манускриптов Британского музея. А ведь эта подделка стоила девятнадцатилетнему талантливому юноше всей дальнейшей карьеры, а его отцу – добропорядочной репутации и даже жизни. Впрочем, обо всем по порядку.

Отец Уильяма – самоучка, всего добившийся собственными силами, антиквар и букинист, охотник до всякого рода древностей – Сэмюэл Айрленд. Бывший гравер, в свое время он объездил с карандашом и блокнотом многие страны, издал несколько альбомов английских пейзажей, был награжден медалью общества изящных искусств за успехи в рисунке и графике. В зрелые годы Сэмюэл занялся торговлей антиквариатом. Его небольшая букинистическая лавочка на Норфолк-стрит, тихой лондонской улице, была чем-то вроде «одного из хранилищ всяческого любопытного и редкостного добра»: рукописи, раритетные издания, гравюры, старинные вазы, картины… Любители и знатоки старины и редких книг частенько собирались у добропорядочного антиквара порассуждать о старинных фолиантах и литературе. Сам же Сэмюэл Айрленд был давним и страстным поклонником Шекспира и особо дорожил скудными реликвиями, связанными с именем Великого Барда. Что и сослужило ему впоследствии плохую службу.

В отличие от отца, стремление к образованию Уильяма Генри Айрленда оставляло желать лучшего: в тех нескольких школах, куда определял его Сэмюэл, успехи его были невысоки. После того как мальчик сменил одну за другой три английских школы, отец на четыре года отправил мальчика во Францию. Побывав в Париже, Амьене, Нормандии, юный Айрленд хорошо освоил французский. Когда сыну исполнилось семнадцать, Сэмюэл забрал его в Лондон, в дом, где с ним жили дочери Джейн и Анна-Мария, а также экономка. Работать Айрленд-старший определил юношу в Нью-Инн в нотариальную контору учеником к стряпчему мистеру Бингли.

По вечерам семья обычно собиралась послушать, как Сэмюэл читает Шекспира. Вопреки ожиданиям, Уильям Генри тоже проникся духом великой поэзии Стратфордианского Лебедя, сделавшись страстным его поклонником, стал интересоваться всем, что связано с именем Шекспира. На беду, как-то во время одной из домашних посиделок зашел разговор о Томасе Чаттертоне, авторе подделок под Раули. Возможно, именно это и послужило толчком для впечатлительного Уильяма последовать примеру известного мошенника. А случай утвердил его в этом начинании. Во время поездки с отцом в Стратфорд-на-Эйвоне они познакомились с упоминавшимся уже Джоном Джорданом, и тот сумел легко уговорить Сэмюэла купить шекспировские сувениры, в которых Уильям сразу распознал подделки.

Особого интереса к работе в конторе мистера Бингли Уильям Айрленд не испытывал: скучная переписка бумаг, оформление документов, тяжбы, завещания, прочая бумажная волокита – творческому потенциалу молодого человека негде было реализоваться. Но после возвращения из Стратфорда он с особым рвением приступил… нет, не к своим прямым обязанностям, а к воплощению наметившегося замысла. Вот где пригодились случайно найденные им в архиве конторы ящики с чудом сохранившимися старыми документами елизаветинской эпохи. Сами по себе бумаги не представляли какой бы то ни было исторической ценности, но в них сохранилось немалое количество чистых листов. Нужные чернила Уильям научился делать, проконсультировавшись у своего приятеля, работавшего в типографии. Копии с единственных подлинных подписей Шекспира (на его завещании 1616 года и закладной 1612 года) он снял по факсимильным публикациям Джорджа Стивенса. В качестве «пробного шара» Айрленд-сын пришел к отцу с томиком-трактатом в кожаном переплете с прекрасными рисунками и тисненым золотым гербом Елизаветы на обложке. Мановением руки Уильяма книга была превращена в подарочный экземпляр: на чистом листе из бумаг елизаветинских времен он начертал письмо-завещание автора королеве и вклеил в том. Сэмюэл на удивление доверчиво отнесся к «находке» сына, чем окончательно утвердил его в тайных мистификаторских намерениях.