50 знаменитых авантюристов - Ольга Исаенко

Домой, однако, негоциант уезжать не торопился. Он посетил своего австрийского коллегу-антиквара Антона Фогеля и провел с ним переговоры. При этом присутствовал венский маклер по фамилии Шиманский. Переговоры прошли успешно, и в результате была заключена взаимовыгодная сделка. После этого тиара перекочевала из саквояжа Гохмана в сейф венского антиквара, и только тогда довольный Шепсель отбыл домой.

Весной 1896 года Фогель и Шиманский переехали в Париж. Их целью было продать Лувру тиару царя Сайтоферна. Лувр обладал богатейшим собранием древнего искусства. Скифская же тиара, казалось, превосходила все. Директор Лувра Кемпфен созвал экспертную комиссию, в которую, кроме него самого, вошли начальник отдела античного искусства музея Эрон де Вильфос, крупнейшие ученые Франции Соломон Рейнак, Мишон, Бенуа и Молинье. Все же определенные сомнения в подлинности тиары Сайтоферна существовали. Правда, их вызывала не подлинность самой вещи (ведь оригинал никогда не существовал), а возраст. Трудно было поверить, что ей две тысячи лет. Однако вскоре французская экспертная комиссия, как и австрийская, признала подлинность тиары: окончательную точку в этом поставил авторитет Соломона Рейнака. За тиару австрийцы запросили от 200 до 400 тыс. франков. Такой суммой музей не располагал. Подобную покупку должен был утвердить французский парламент. Все это требовало времени, а Фогель и Шиманский торопились. Тогда за честь Франции вступились меценаты, предложив Лувру нужную сумму. Взамен они получили документ, по которому парламент и администрация музея гарантировали возврат спонсорской помощи. По сообщению газеты «Фигаро» за тиару было заплачено 250 тыс. франков, а по слухам – 500 тыс. По тем временам это была неимоверная сумма.

Итак, сделка состоялась. Все остались довольны. Мошенники получили огромные деньги, Лувр совершил «покупку века», и тиара заняла свое почетное место в экспозиции музея. Все это вызвало настоящую сенсацию. Тиара привлекла внимание ученых со всего мира. Ею восхищались и археологи, и ювелиры. Толпы парижан ринулись в Лувр, где она была выставлена. По утверждению многих ученых и ювелиров, подобный шедевр не могли бы создать современные мастера, даже гении. Но в августе того же года один из известнейших археологов того времени Адольф Фуртвенглер из Мюнхена на страницах журнала «Cosmopolis» заявил, что произведенная им самостоятельная экспертиза выявила следующее: на золоте отсутствует характерная для древностей красная патина; в научных публикациях есть аналогичные сцены и прототипы ряда персонажей тиары и, кроме того, они есть на изделиях самых разных эпох и из разных, весьма отдаленных друг от друга мест. Тогда же на страницах французской прессы появилось перепечатанное из российских газет заявление профессора А. Веселовского, в котором сообщалось, что тиара Сайтоферна – подделка. Подлил масла в огонь и Штерн, рассказав на археологическом съезде о деятельности торговцев подделками, упомянув при этом и братьев Гохман. Но все это не дало никакого эффекта, и еще семь лет Лувр упивался собственным счастьем и гордился тиарой.

В марте 1903 года как гром среди ясного неба в одной из парижских газет появилось сообщение монмартрского художника и скульптора Эллина-Майенса, привлеченного к судебной ответственности за подделки картин, что он намерен разоблачить фальшивки фальсификаторов. Он рассказал, где и как подделываются картины, а также произведения древности, и заявил, что приобретенная Лувром тиара Сайтоферна – его творение, что он делал слепки для нее по рисункам, полученным у некоего торговца, и что обнаружить подделку несложно, поскольку тиара спаяна современным, не известным древним грекам способом. Это сенсационное заявление было подхвачено прессой, и разразился грандиозный скандал.

В то же время в газете «Одесские новости» со ссылкой на достоверный и как всегда в таком случае анонимный источник промелькнуло сообщение, что главным агентом по продаже парижскому Лувру изготовленной в Одессе «знаменитой» тиары является Шепсель Гохман, проживающий в Очакове, и что в настоящий момент он прибыл в Одессу для переговоров с ювелиром Рухомовским. Правда, это еще не указывало на причастность Гохмана к «афере века». В Париже, между тем, на предварительном следствии по делу Мейенса бывший одесский ювелир Лившиц сообщил, что тиара – работа его хорошего знакомого Израиля Рухомовского, что он, Лившиц, видел ее еще в 1895 году в незавершенном состоянии дома у Рухомовского, и там же он видел книгу с гравюрами, которые использовались для изготовления тиары. Газеты тогда же опубликовали письмо Наеборг-Малкиной, тоже бывшей одесситки, в котором она сообщала, что видела Рухомовского за работой над тиарой, но он и не подозревал, что его творение будет выдано за произведение древнегреческого мастера.

Париж бурлил. Теперь парижан больше всего волновал вопрос, где же все-таки была создана «древняя тиара» – в Париже или в Одессе? Вопрос принципиальный: все же тиара – даже если она представляет собой подлог – шедевр искусства. Тут уж и администрация Лувра не выдержала и возбудила судебное преследование против шайки мошенников, сбывших музею тиару. По распоряжению министра народного просвещения Франции тиара была изъята из экспозиции Лувра, а парижскому судье Бучару поручили расследовать все обстоятельства этого дела с привлечением Лившица, Малкиной и Рухомовского, если таковой существует на самом деле, а не является мифической личностью. Тут-то и выяснилось, что разыскать ювелира в Одессе особого труда не представляет, поскольку он хорошо известен в городе, что он действительно изготовил тиару, но, как единодушно считали одесситы, Рухомовский никого не собирался обманывать, а просто выполнил заказ. Жил знаменитый мастер на Успенской улице в доме № 3 в квартире, расположенной под самым чердаком. Теперь его жилище наводнили десятки корреспондентов и фотографов парижских изданий. Портреты одесского ювелира и фотографии тиары обошли все газеты. Французский консул предложил Рухомовскому поехать в Париж, взяв все расходы на себя. Единственное условие – ехать надо под чужой фамилией.

5 апреля 1903 года Рухомовский под фамилией Бадер прибыл в Париж. О нем, правда, сразу узнали. Один богатый любитель курьезов Барнаум сразу предложил администрации Лувра 250 тыс. франков за тиару, если та будет признана настоящей фальшивкой, а один американский импресарио предложил Рухомовскому баснословные гонорары, если тот согласится гастролировать по Америке с рассказами о ней.

Тем временем началось расследование. Оно проводилось в Лувре, в изолированной комнате, под руководством известного археолога и специалиста по древневосточным языкам Клермон-Ганно. Две недели администрация музея допрашивала Рухомовского. Для начала он должен был, не видя самой тиары, описать ее, указав на все изъяны. Затем он представил комиссии гипсовые модели горельефов тиары, сообщил сплав, перечислил список гравюр, которыми пользовался. После этого ему предложили показать макет композиции тиары, который всегда должны делать ювелиры перед реализацией проекта. Но оказалось, что Рухомовский о таком услышал впервые. Комиссия усомнилась в его авторстве. Все стало на свои места, когда французский консул прислал из Одессы инструменты Рухомовского, и тот на глазах у изумленной экспертной комиссии по памяти точнейшим образом воспроизвел один из рисунков на тиаре. Только увидев этот фрагмент, комиссия пришла к выводу, что экспертизу можно считать оконченной: подарок скифскому царю от ольвийских греков – изделие одесского ювелира Израиля Рухомовского.