Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд

Вильсон вернулся в бой, жизнерадостный и уверенный друг профсоюзов и народный трибун. Когда объявили результаты февральских выборов, выяснилось, что старания Хита сбалансировать бюджет и при этом ублажить тред-юнионы оставили страну равнодушной.

Но победа Вильсона все же была неполной. Он формировал правительство меньшинства, и для окончательного прихода к власти потребуются еще одни выборы в октябре. Хит пытался выиграть время и вступить в коалицию с либералами Джереми Торпа. На его печальное и унизительное поражение Spectator налетел сразу как зловещий ворон и как задиристый петух. «Сквоттер наконец выехал с Даунинг-стрит, 10… Мономания мистера Эдварда Хита никогда еще не была так заметна, как в эти дни после всеобщих выборов, когда он, несуразный и сломленный человек, хватался грязными пальцами за рушащийся край пропасти власти». Очень говорящий и печальный факт о времени правления Хита – это то, что самые ядовитые нападки ему пришлось вытерпеть от консервативного журнала. Еще одно унижение обрушилось на него, откуда он совсем не ожидал: статью написала его протеже, и что совсем уж поразительно – женщина.

Возглавив правительство в июне 1970 года, Хит не подозревал, какие на него падут бедствия. Расшатанная экономика, дезинтеграция Северной Ирландии, две забастовки угольщиков и взрыв цен на нефть во время арабо-израильского конфликта – после всего этого он имел вид восковой фигуры. Его попытки коллегиальных действий в государственных вопросах провалились в основном по причине отказа профсоюзов от участия в них, но на этом разочарования его премьерства не заканчивались. В памяти историков остаются самые худшие из них. Перед жутким окончанием второй шахтерской забастовки он отрекся от своей политики невмешательства в дела производства и в результате потерял остатки авторитета. Во многих отношениях он оказался незадачливым человеком, многое потерявшим еще в первую забастовку. Шахтеры превосходно организовались ради максимального влияния, а «летучие пикеты» еще больше повысили эффективность акции. Горняки выиграли и поднялись по финансовой лестнице повыше, в то же время расталкивая локтями рабочих других специальностей. Профсоюзы побогаче (к примеру, работников энергетики или портовых рабочих) наступили на хилую правительственную политику ограничения доходов и низвели ее. Конфедерация британской промышленности (CBI), TUC и правительство не могли больше сосуществовать. Тяжелое положение в Северной Ирландии только усугубляло проблему.

Даже величайшее из достижений Хита – вступление Британии в ЕЭС – не вызвало такой уж сильной радости. Многие остались равнодушны, враждебны и без энтузиазма смотрели на более близкие отношения с огромной прилегающей территорией. Да, появились винные бары и пицца, но этого явно недоставало, чтобы изменить чей-то образ жизни. И этого явно не хватало, чтобы Лейбористская партия приветствовала Европейское сообщество. Да и в любом случае в среде лейбористов царил такой беспорядок, что было почти невозможно понять происходящее.

И все же закончить историю столь обширным перечнем неудач было бы и несправедливо, и бесчувственно. Хит возглавил кабинет, имея за плечами большинство в палате общин, а также теплые напутствия прессы и общества. Он отличался огромными способностями и выдающимся тщанием, нельзя отказать ему и в патриотизме. В отличие от экспансивного Вильсона он чувствовал неловкость перед микрофоном и камерой. Англичане любят аутсайдеров, а кроме того, рекомендацией ему служили пламенная искренность и чувство долга. Однако лидер должен вдохновлять других на мужественные поступки, Хит же этим качеством не обладал.

* * *

Гарольд Вильсон не ожидал, что вернется в дом номер 10 так скоро после недавнего выселения, и, кажется, не очень-то этого хотел. 10 октября 1974 года на ступенях резиденции премьер-министра он произнес: «Что ж, там меня ждет работа, так что я пойду и начну ее делать» (далеко от риторики Черчилля). Из одного этого заявления уже напрашивался вывод, что его «белое каление» превратилось в серый пепел.

Забастовку шахтеров быстро прекратили – к вящей выгоде шахтеров; особого выбора просто не было. Согласно традициям того времени, для остальных животрепещущих вопросов тоже нашлись решения. Лейбористы пообещали провести референдум по вопросу членства Британии в ЕЭС на основании того, что тори плохо провели переговоры, согласившись слишком быстро на слишком многое. За этой наглядной витриной скрывались более острые проблемы. Одна из них заключалась в том, что лейбористы как движение вообще не особо верили в преимущества вступления страны в сообщество. Ну а больше всего новому правительству требовался отвлекающий маневр от того, что сам Вильсон назвал «все те же старые решения все тех же старых проблем».

«Божественное право» королей Англии некогда сменилось «верховенством» парламента, но сторонники интеграции Британии в Европу хорошо понимали, что это верховенство теперь ограничено – ныне приходилось считаться с превалирующими полномочиями ЕЭС. Получалась демократическая аномалия: как парламентские законы могли быть одновременно и автономными, и соблюдающими ограничения? У правительства не было ответа, поэтому проблему переложили на народ. Из двух партий более рьяными защитниками продолжения членства в ЕЭС оставались консерваторы. Теперь, будучи оппозицией, они некоторое время не столкнутся напрямую с любыми неприятными последствиями такового. Более того, большинство тори считали, что Общий рынок означал ровно то, что заложено в его названии, – сестринский союз капиталистических стран, без контроля гувернантки.

* * *

До 1970-х по телевидению шло мало детских передач, а цветных не было вовсе. Потом цветные телевизоры становились все доступнее, и родители, казалось, могли рассчитывать на радужную россыпь здоровых семейных развлечений, однако жизнь показала иное. Дети 1970-х открыли кукольный домик и обнаружили там призраков. Именно на это десятилетие выпала золотая пора того, что потом назовут «шнурковыми ужасами», когда хоррор можно было снять с помощью прожекторов и картона. Они сумели достичь недостижимого в последующие годы уровня жути, хотя не все шоу отличались мрачностью и было много чего юмористического и фантазийного. «Доктор Кто» – наверное, и без того величайший из сольных кумиров этой новой аудитории – вступил в так называемую «готическую фазу».

В общем, в этот период дети, близкие к переходному возрасту, прятались за диванами. Жутковатая музыка из «Детей камней» (Children of the Stones) даже у взрослых отбивала желание зависать перед телевизором. В «Пернатом змее» (Feathered Serpent) показывали человеческие жертвоприношения и безобразные воскрешения. В сериале «Побег в ночь» (Escape into Night) попытки одной девочки перекроить реальность порождали только кошмары. Наблюдая за перипетиями «Перекрестков» (Crossroads), взрослые наверняка частенько испытывали тоскливую зависть.

Грядущие миры тоже не обещали ничего хорошего. В сериалах «Скачок во времени» (Timeslip) и «Люди будущего» (The Tomorrow People) воображаемый завтрашний мир представал одновременно авторитарным и апокалиптичным. В «Семерке Блейка» (Blake’s 7) (каковая стала несколько ограниченным вкладом Англии в жанр научной фантастики) есть «Федерация» – безжалостная, диктаторская олигархия, которая, как и Партия в «1984» (Nineteen Eighty-Four), стремится стереть память и деформировать личность. И затем зажатому меж этими клешнями детскому воображению