Герои забытых побед - Владимир Шигин

Затем было не менее тяжёлое возвращение домой. При форсировании Финского залива Л-3 не раз была на волоске от гибели. Пять мин взорвались рядом с ней при касании минрепов. Спасло лишь мастерство экипажа и невероятное профессиональное чутьё командира. 9 сентября «Фрунзенец» ошвартовался у пирса острова Лавенсари. Они сходили на берег счастливые, что вернулись живыми… Радость возвращения была, впрочем, омрачена для Грищенко доносом его военкома. Что поделать, ну не везло командиру Л-3 на политруков! Военком Долматов информировал: «…Командир не всегда рационально использовал боезапас — например: по конвою каравана противника выпущено сразу 4 торпеды. (Позднее такой способ атаки будет признан на отечественном флоте наиболее оптимальным!) …Командир после потопления 2 транспортов 29 августа хотел выйти из района позиции на 30–40 миль и дать радиограмму. (Впоследствии эта тактическая находка Грищенко станет аксиомой для всех подводников!)»

Естественно, что бумага Долматова не осталась без внимания. Но после столь победного прорыва Грищенко наказать просто не могли. Его наградили орденом, слегка пожурили, и командир «Фрунзенца» стал готовиться к следующему походу. Именно в эти недолгие дни отдыха между боевыми буднями на лодку к Грищенко прибыл находившийся в то время в Ленинграде писатель Александр Фадеев, поэтесса Ольга Берггольц и Всеволод Вишневский.

Художник А. Гуляев написал большое живописное полотно о торжественной встречи в Кронштадте Л-3 после боевого похода. В центре картины командующий флотом адмирал Трибуц жмёт руку рапортующему о выполнении задач похода Грищенко. В этом не было ничего удивительного, ведь в самом разгаре была война, и пропагандистам был как воздух нужен пример командира героического боевого корабля. Для этого Грищенко подходил как нельзя лучше. Большой природный ум и личное обаяние, в сочетании с потрясающим чувством юмора, академической образованностью и интеллектом, не могли не вызвать восторга у представителей творческой интеллигенции от общения с ним. Ну а если к этому прибавить командирский талант и несомненно выдающиеся боевые успехи, то можно понять, почему Грищенко оказался в центре внимания прессы. Однако к его чести он оказался абсолютно не подвержен звёздной болезни и относился к происходящему с изрядной долей здорового юмора. Как знать, может быть, именно тогда и появилась у кого-то из флотских начальников затаённая чёрная зависть на командира «Фрунзенца», может, именно в тех днях недолгой передышки между боями и следует искать истоки всей последующей драмы выдающегося подводника? Как знать…

Но отдых подводников был недолог, визиты скоро закончились, и уже 27 октября 1942 года «Фрунзенец» вышел в свой очередной, пятый с начала войны поход в составе третьего эшелона подводных лодок, идущих на отчаянный прорыв в открытое море.

Из боевого приказа на поход: «…Подводной лодки Л-3 занять позицию в районе Утэ и после двухдневной разведки на себя выставить минное заграждение на фарватере Утэ. Затем перейти в район, ограниченный параллелью Виндава-Нидден и меридианом 20 градусов 30 минут, где выставить минное заграждение на подходах к Мемелю и на установленных фарватерах противника, после чего оставаться в том же районе для уничтожения транспортов и военных кораблей противника…»

Начало похода было весьма неудачным. Уже при форсировании Финского залива «Фрунзенец» подсёк мину. Раздался оглушительный взрыв прямо под подводной лодкой. Но, наверное, всё же силён русский бог, каким-то чудом Л-3 не получила повреждений и смогла продолжить свой путь.

Из журнала боевых действий Л-3:

«…2.11, произведя разведку на себя, в 14.15 командир начал минную постановку, которую закончил в 14.23. Выставлено 10 мин. В 22.10 в направлении выставленного минного заграждения слышен сильный взрыв.

3.11 в 08.48 обнаружили 6 тральщиков типа „Фритьоф“, производящих траление в том же районе.

5.11 в 12.18 начали и в 12.21 окончили минную постановку, выставив 7 мин, в районе, где постоянно наблюдались дозорные корабли противника и работа их звукоподводной связи.

6.11 при всплытии вокруг подводной лодки обнаружено много огней, а на курсовом угле 15 градусов левого борта миноносец. В 00.07 с приходом его на угол упреждения 10 градусов с дистанции 4,5 кабельтова произвели 2-торпедный залп. Торпеды в цель не попали, однако через 1 минуту 20 секунд по пеленгу залпа был слышен взрыв, причину которого установить не удалось.

12.11 получено радиодонесение о возвращении в базу.

13.11 в 12.30 обнаружен караван из 4 транспортов… в охранении тральщиков… Начали маневрирование для выхода в атаку на двухтрубный транспорт. Шумы целей сливались, и поэтому акустик давал пеленга с ошибкой. Командир решил подвсплыть с глубины 10,5 метра, безопасной от таранного удара, на перископную 9,5 метра. Через 1 минуту командир определил, что акустик даёт пеленг с ошибкой на 5 градусов. Одновременно увидел в перископ заклёпки корпуса другого корабля. Только успел перископ опуститься на полметра, как последовал сильный удар, из-за которого подводная лодка получила крен до 20 градусов правого борта. Капитан 2-го ранга Грищенко получил ушиб головы и на 15–20 секунд потерял сознание…»

А вот описание происшедшего в изложении самого командира Л-3:

«Рано утром решаю поставить последнюю минную банку и начать движение к Либаве. Но вдруг раздаётся сигнал торпедной атаки. Вахтенный офицер Луганский обнаружил конвой, идущий курсом на юг. Заняв своё место у перископа в боевой рубке, выхожу в атаку. Избираю объектом один из самых больших транспортов. Расстояние до цели примерно четыре мили. Море — полный штиль. От низкой температуры воздуха над морем стелются полосы тумана. Видимость быстро ухудшается, и вскоре цели уже не видно.

Решаю маневрировать по данным гидроакустика. Пеленги на шумящие цели — корабли, Жеведь (акустик Л-3. — В.Ш.) обычно даёт с точностью до градуса. Для атаки этого вполне достаточно. Вначале всё шло хорошо, но на боевом курсе акустик доложил: „Трудно пеленговать“. Л-3, видимо, попала в середину конвоя — со всех сторон шумы, маскирующие основной объект атаки.

Чтобы не попасть под таран, приказываю боцману Настюхину: держать глубину 15 метров. Это обеспечивает безопасность от таранного удара транспортом средних размеров и в то же время даёт возможность наблюдать в перископ.

Приняв дополнительно в цистерну две тонны воды, Крастелев придаёт лодке отрицательную плавучесть.

— Аппараты, товсь! — даю команду в носовой отсек.

Поднимаю перископ, чтобы уточнить пеленг залпам, — нос вражеского корабля настолько близок, что хорошо видны аккуратно зачеканенные заклёпки на форштевне!

Не успеваю опустить перископ, как по нему происходит таранный удар. Транспорт проходит над лодкой. Эти три десятка секунд я лежу на палубе боевой рубки без сознания, с пробитой перископом головой. Очнувшись, слышу голос Коновалова из центрального поста:

— Товарищ командир! Что с вами? Почему вы не отвечаете?

Погружение Л-3 после таранного удара транспорта удалось задержать на глубине 42 метра. Принцип Крастелева — плавать с отрицательной плавучестью — себя оправдал. Мы были спасены от неминуемой гибели. Если бы Крастелев не принял дополнительно две тонны воды, то Л-3 не ушла бы так легко на глубину после таранного удара, а боевая рубка вместе с командиром была бы полностью снесена за борт.