Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать - Шерри Тёркл

Свободы для чего? Рассказчик продолжает: “Наша цель – изменить беседу в нашей культуре”. Видеоролик о Кони подталкивал людей к мысли, что они осуществляют именно такие изменения, когда выкладывают видео в сеть, ставят “лайк” этой инициативе или приобретают табличку. Или просматривают ленту Twitter – и вот оно, #StopKony.

Нет ничего плохого в том, чтобы заниматься такими вещами. Они помогают распространить информацию о той или иной инициативе. Но разница между поддержкой в сети и тем, чтобы поставить табличку у себя на лужайке, заключается в следующем: если бы вы поставили табличку на лужайке, вам, возможно, пришлось бы отвечать на вопросы кого-то из соседей – “А что еще нужно предпринять по поводу Кони? На что вы готовы? Каков дальнейший план?” (На сегодняшний день Кони продолжает свою деятельность, а вот группа, организовавшая веб-сайт, распалась.)

Политика дружбы: вещи, которые можно купить, и то, на что можно “кликнуть”

Видеоролик 2012 года, посвященный Кони, описывает “модель дружбы” с прицелом на политические действия: “Люди всего мира видят друг друга и способны друг друга защитить… Арест Джозефа Кони поможет доказать, что в мире, где мы живем, действуют новые правила, что технологии, объединившие планету, позволяют реагировать на проблемы наших друзей”. Таким образом, это новый идеальный сценарий: в мире Facebook мы заводим дружбу, делимся информацией, и те, кто стоит у руля, в конце концов нам подчинятся.

Почему же власти должны подчиниться? По мнению художника, интервью с которым вошло в видеоролик о Кони, власть можно встряхнуть при помощи простых инструментов дружбы. Говоря об информационных материалах и о публикации этого видео, художник подытоживает: “Перед вами – самые простые инструменты. Вооружайтесь и жгите на всю катушку”[259].

Со временем у Элизабет наступило отрезвление. Теперь она понимает: участники кампании просто разделяли общий энтузиазм, а им казалось, что они занимаются политикой. Этот опыт навел ее на мысль, что никакие “простые инструменты” – ни вещи, которые можно купить, ни ссылки, на которые можно “кликнуть” – ничто из этого не решит такую сложную проблему, как ситуация с Кони. Инициатива #StopKony заставила людей говорить, но не смогла обратить их виртуальные “лайки” в последующие шаги. Когда вы чем-то заинтересованы в физическом мире – к примеру, жертвуете несколько долларов на дело, ради которого организовано благотворительное мероприятие по соседству, – ваш интерес может угаснуть, если человек, собирающий деньги, больше не стучит к вам в дверь. По мнению Элизабет, разница в том, что масштабы онлайн-заявлений (о, у нас уже миллионы “лайков”!) вводили в заблуждение. Казалось, происходит нечто важное.

Для Элизабет наиболее важным итогом ее опыта с проектом Кони стало следующее: у отношений, возникающих у вас с малознакомыми людьми, есть серьезные ограничения. Такие отношения могут разговорить людей, но едва ли сподвигнут их на дальнейшие действия. На Элизабет опьяняюще действовало ощущение, что она – часть растущего, динамично развивающегося движения. Тем не менее организаторы кампании не смогли убедить людей поставить реальные таблички на реальных лужайках. Они не смогли убедить людей объявить о своих взглядах реальным соседям.

Хотя Элизабет и не сформулировала это таким образом, история с Кони стала для нее примером того, что социологи называют сильными и слабыми связями. Слабые связи – друзья друзей или случайные знакомые. Сильные связи – люди, которых вы знаете хорошо и которым доверяете. С этими людьми у вас, скорее всего, может быть большой опыт бесед лицом к лицу. Таким образом, контакты в Facebook, беседы, которые мы ведем в сети, и то, что мы в широком смысле называем “дружбой” в интернете, – все это опирается на силу слабых связей.

Некоторые полагают, что общение в сети становится прямым источником политических изменений[260]. Марк Пфайфл, бывший советник по национальной безопасности США, написал после волнений 2009 года в Иране: “Без Twitter иранский народ не испытал бы воодушевления и уверенности в себе, чтобы бороться за свободу и демократию” и призвал номинировать Twitter на Нобелевскую премию мира. Когда в Тегеране начались демонстрации, Госдепартамент США попросил Twitter отложить запланированные технические работы, чтобы не лишать протестующих столь мощного политического инструмента. Само собой, у этого нового эффективного активизма весьма впечатляющий потенциал.

Но о чем мы забываем, когда беседуем с помощью машин? У нас возникает соблазн забыть, насколько важны для политических действий личные беседы, организация и дисциплина. У нас возникает соблазн забыть, что политические изменения – это, как правило, два шага вперед и один шаг назад. И, как правило, на них уходит много времени.

Рассматривая сильные и слабые стороны социальных сетей применительно к политике, Малкольм Гладуэлл противопоставляет онлайн-активизм действиям в эпоху движения за гражданские права в США и приходит к следующей формулировке: если вы беседуете с теми, кого плохо знаете (а это большинство ваших контактов в интернете), основное правило – просить немногого. В случае с проектом Кони-2012 онлайн-активизм работает, когда людей просят посмотреть видео, поставить одобрительный “лайк” или приобрести плакат. Из более свежих примеров можно вспомнить, как забавный жест – опрокинуть себе на голову ведерко со льдом и попросить друга сделать то же самое (а при этом по возможности пожертвовать денег в пользу ALS Foundation[261]) – помог собрать более ста миллионов на это благое дело. Сила слабых связей поистине впечатляет и буквально повергает в трепет[262].