Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

а в женской голове последние слова художника. «Познала то, что вижу каждый миг!» – эти слова из головы не выходили – обогатили фантазию! Столько образов, что не сосчитать. То, что не считается, лучше не считать.

Ночь была бурна, заполнена не страстью, а любовью.

Что-то нужно нежно, по кусочку, чтобы капель в чистом поле не разлить и любить даже за маленький глоточек, а что-то и вовсе не нужно…

Анастасия, насытившись, заснула первой, а художнику, по привычке, не спалось. Атака грядущего это то, что беспокоит, и пока не разберёшься – не поймёшь.

Он бесшумно прошёл в гостиную, не надеясь в ней кого-то встретить, приготовил нужные инструменты, но, измерив скептическим взглядом стакан с водой, выплеснул его содержимое в камин. «Вода не нужна, чтоб душу рисовать! Это мой вымысел!».

Накинул халат, обулся и вышел на улицу. На пороге обменялся взглядами с луной и направился в сторону океана.

Океан был спокоен, и волнам никак не удавалось дотронуться до ног. Пальмы дрожали под натиском лёгкого ветра.

Закрыл глаза, улетел далеко, и волна сбила его с ног. Не ожидал такой подставы, видел в этом символическое, но не настолько, чтобы верить в такие знаки.

Вернулся в дом, взял полотно и сразу же вышел, не снимая мокрого. Подарил внимание колен столетнему, деревянному порогу. Дверь оставил открытой, чтобы не терять из вида спальню, где спала Анастасия. «Всякое может быть!», – всё-таки, подобное он делал впервые, да и никто ещё в эти двери не вошёл, потому рисковать нельзя…

Перед полотном топтался на месте на стойких коленях – думал, как закончить произведение. В этом есть коварный парадокс – лицезреть душу всего и всех, но свою душу увидеть не получится. Хотя, есть ведь душа Данучи, хоть и незаконченная, но у того не душа, а красивый, чёрный узор с мечом по середине, ведь он дитя войны, кудесник приключений.

Арлстау вряд ли поверит, что его душа похожа на душу Данучи, ведь представляет её сияющей и светлой, всё ещё похожей на чистый листок.

Художник переключил внимание на душу Анастасии, не найдя намёков на присутствие своей заблудшей души. Её душа всегда была похожа на яркую звезду, она каждый день перед его глазами, и он уже выучил наизусть каждый её штрих.

Чем больше времени Анастасия проводила с ним, тем ярче и насыщенней становилась её душа – она была переполнена светом, несмотря на то, что загубила миллионы душ! Но спасла то больше, потому и художник думал, что его душа это такая же яркая звезда!

Обычно, рисовал души, начиная с конца, но сейчас его необходимо заменить кусочком своей души. Ему предстоит по-новому принять своё искусство, это ответственный шаг.

Кисть задрожала от любви и чувства неземного, стоило ей коснуться полотна, и художник чуть не выронил её. «Ого! Это что-то новенькое!», – воскликнул Арлстау про себя, ведь он рисовал то, что испытывал к Анастасии. Рисуя свои чувства, он не мог преувеличить, но раскрасить их цветами он умел.

Рисовать её душу – наслаждение, карнавал чувств. Остановиться сложно, и в этом вся фишка!

Он желал рисовать и рисовать, утопать и воскрешать себя в её душе, но нельзя! Секундное удовольствие не стоит их вечности, что проведут, рисуя душу всего, чего пожелают! Не дано целостно нарисовать её душу, раз решил поделить с нею дар! Этот момент настораживал – «Не навредит ли нам то, что наши души изображены на полотне не полностью?!».

–Нет, – отвечало самолюбие.

Её душа подходила к концу, и почти готова звезда, и художник остановился, чтобы налюбоваться и найти последний штрих своей собственной души.

Любовался не долго чистой красотой, улыбаясь ей всем сердцем. Улыбка растворилась через четыре секунды, а сердце замедлило шаг, ведь он, наконец, заметил под пледом красоты то, что было неумело спрятано.

Красота оказалась не так уж и чиста, и в этом не вина Анастасии, а вина художника, что пожелал стать её частью.

Основная черта всех людей искусства – прятать загадки так, чтобы их обязательно нашли и разгадали! Также и здесь – им нарисовано, им спрятано и им же найдено!

«Вот как, значит, выглядит последний штрих моей души!», – промолвил он кому-то с незыблемой тоской и добавил с аккордами отчаяния: «Как жаль!».

На краю звезды плавала крохотная, чёрная точка – это начало последнего штриха, но похожа не начало, а на конец его пути! Содержание её темноты не настораживало, а пугало, и вновь в его глазах сомнение. Хотел отвернуться, чтобы случайно не увидеть, как закончит свой путь, но не получилось.

Люди, в основном, никому не верят, и это, мягко сказать, мешает развитию всего в их взаимоотношениях друг с другом! В хорошее мало, кто верит, а в плохое верят с превеликим удовольствием. Любому человеку заканчивать плохо общение с временными людьми стало привычкой, и, по сути, мы – плохие почти для всех, кого встретили на своём пути!

Рассказал бы он кому-то из тех персонажей его юности, как выглядит последний штрих его души – все бы поверили, ведь то, что ты ужасен, доказывать никому не надо, а то, что ты хорош, никому и не докажешь.

Да, в плохое люди верят, и это их губит. Не зря же говорят, что вера сильнее всего на свете. Люди, которые никому не верят, всегда раздражали, а, порой, до дрожи бесили художника! С ними невозможно ничем делиться – они, всё равно, ни во что не поверят и тем самым дарят себе жизнь без откровений. Жалкое зрелище! Арлстау понял, насколько оно жалкое, когда сам стал таким, как только потерял руки. Только тогда он, наконец, открыл истину, почему они не верят никому – потому что боятся правды! Вот так, всё просто, и, даже, чем-то логично! Люди, которые никому не верят всегда считают себя во всём правыми, но до ужаса боятся правды! Думаете, это парадокс? Или мир настолько логичен? Скорее, второе, чем первое. Спросите, почему? Потому что логика высоких и приятных эмоций не приносит. Объясню на примере мысли. Когда мысль идёт себе вперёд спокойно и развивается давно протоптанной дорогой – она себя приведёт, лишь к логическому заключению! Но, если в развитие мысли вмешается красота, то заключение будет далёким от логики и будет вмещать в себя неизвестные планете смыслы! Так на Земле рождается что-то новое! Потому и художник любил мечтать не так, как все, чтоб находить смыслы, которых ещё не было…

Взглянул на небо, но там лишь были звёзды. Убедившись,