Обратный отсчет: Равнина - Токацин

ритуальные шлемы из черепов. Тяжелее всех пришлось Урджену. Он, шурша и звеня всем, что с него свисало, перебирался с щитка на щиток, намечая орнамент. Потом встал на загривке с бубном в руках и больше к кистям не прикасался — видимо, устал. Джаарган подошёл к контейнерам с краской, потыкал в них когтем, слизнул пигмент — и перебрался на лоб сааг-туула. Там он и сидел, поочерёдно дуя в разные полые кости и ракушки.

Восьмеро Джагулов разобрали мисочки с пигментом и разошлись вдоль боков зверя. Поверх разметки Урджена легли широкие линии. То, что чертили над каждым поясом конечностей, напоминало сильно приплюснутый треножник. На щитках лап и вдоль боков протянулись угловатые завитки.

— Ввосьмером они долго провозятся, — Гедимин оглянулся на Джагулов, устроившихся в стороне и молча рассматривающих зверя. Из «отсеков» выбрались все. Гедимин направил на них воздуховоды, чтобы и их, и зверя обдувало теплом. Они стояли, не двигаясь, и смотрели, как на панцире сааг-туула появляется орнамент.

— Помогли бы, что ли, — буркнул сармат. — Кисти у нас ещё есть.

— Пусть стоят, — отмахнулся Вепуат, протягивая ему контейнер с зелёной краской. — Тут какой-то ритуал. Пойдём рисовать трилистники!

…Панцирь сааг-туула не выглядел симметричным ни с какого расстояния — но степень его перекошенности Гедимин оценил только вблизи. Ни одна из проведённых линий не получилась прямой. Вепуат придерживал его за руку, не давая срезать неровности панциря. Снизу, из-под широкого оплечья, на сарматов таращились глаза. Гедимин косился на них и морщился. «А вот дали бы мне подровнять…»

— А ничего, — сказал Вепуат, отходя ещё на десяток шагов. На плечах зверя зеленели размашистые «трилистники». Ещё один Вепуат нарисовал на лбу. Джаарган возражать не стал — так и стоял всё это время в очерченном круге по центру «трилистника». Потом собрал свои дудки и ракушки и перебрался на загривок.

Звон, треск и гудение смолкли. Джагулы молча обходили раскрашенное животное, останавливаясь напротив некоторых символов. Были это очень удачные образцы или, наоборот, самые плохие, Гедимин так и не понял — никто не сказал ни слова. «Кажется, им всем не по себе,» — думал сармат, глядя на просевшие над прижатыми ушами шапки. Вепуат похлопал зверя по ближайшей лапе и широко ухмыльнулся.

— Теперь его ни с чем не перепутаешь. Если кто сделает вид, что ослеп, и по этим знакам начнёт стрелять — будем бить на поражение. За оскорбление Пламени. Что скажешь, Джегех?

Молчаливый Джагул коротко рявкнул и снова опустил голову. Гедимин не мог поймать его взгляд, но видел, как из-под губы то и дело вылезают оскаленные клыки.

— Завтра нагрузим зверя рудой, — рассказывал Вепуат, похлопывая сааг-туула по щиткам и не замечая, как все вокруг недобро щерятся. — Частично. Шесть шаров в пустые норы — до полного груза. И посмотрим, как он с ними пойдёт. Три часа побегает — уже станет видно, тянет или нет. Я думаю — потянет. А ты?

Он оглянулся на Гедимина. Тот пожал плечами.

— Если всё пройдёт удачно, вечером выезжаем, — громко сказал Вепуат, разворачиваясь к Джагулам. — Готовьтесь ставить лагерь, распределяйте припасы. Джегех, Аджах, Урджен, Ваджег, — никто ехать не передумал?

Джагулы переглянулись.

— Ты не передумаешь, — отозвался Джегех, глядя исподлобья. Урджен коротко рявкнул и отвернулся.

8 день Воды, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген — Сфен Огня, Корни Огня

— Завтра день Камня, — сказал Айзек, спустившись в бункер. — И очень вероятно землетрясение. Скорее всего, недолгое. Но — очень вероятно.

Вошедший вслед за ним Хассинельг со смущённой ухмылкой оглядывался по сторонам. Посох в его руке горел вполсилы; по стенам от него расходились полосы зеленоватого света, похожего на омикрон-излучение. Гедимин покосился на дозиметр — фон повысился на пару микрокьюгенов.

— И что? — отозвался он, недовольно щурясь. — Из-за пары толчков терять сутки пути? Зверёк не найдёт, где залечь? Не под нашим холмом, так под другим?

Айзек хмыкнул.

— Моё дело — предупредить.

— А тут хорошо, — пробормотал Хассинельг, заглядывая под пульт — оттуда торчал плохо задвинутый Гедимином матрас. — Я бы тоже тут спал.

Сверху послышались голоса — в бункер спускалась операторская смена. Хассинельг отступил к стене и смущённо ухмыльнулся.

— Пламя поёт. Слышно по всему Эл-лиду. Но здесь — лучше всего. Слушал бы и слушал.

— Идите, — поторопил их Айзек, глядя на монитор; по его лицу пробежала тень. — Отговаривать Гедимина — занятие бесполезное.

…По ту сторону купола шёл снег, и к покрову на холме уже добавилась пара сантиметров. Гедимин оглянулся на ангар горячего цеха и поправил на спине разобранную лебёдку. Он провозился полночи, подгоняя друг к другу кости, деревяшки и верёвки, и результат всё ещё ему не нравился — и он сильно подозревал, что улучшить его не получится. «Не в этом мире,» — сармат покосился на волнистое зеленоватое небо с голографическими лунами и тяжело качнул головой. «Ладно, пойду испытывать.»

— Если ты пришёл показывать дорогу, то ищи Вепуата, — сказал он Хассинельгу. — С Джагулами общается он.

— Да, Джагулы… — желваки на щеках стража вздулись и опали. — Так и есть. Обещал помочь — надо выполнять.

Из-под обрыва донёсся протяжный вой. Кто-то застучал в бубен. Хассинельг повернул голову к источнику звука, и рука на посохе судорожно сжалась.

— Джагулы… — повторил страж. — Да, надо рассказать им… Я бы поехал с вами, но меня не отпустят.

Смотрел он при этом в землю. «Врёт,» — подумал Гедимин. Досада вяло шевельнулась и тут же погасла. «Так ведь мы его и не звали.»

— Вепуат в бараке, — бросил он, сверившись со сканером, и, не оглядываясь, пошёл к горячему цеху. Уложенные вдоль его стены шары из рудных конкреций блестели от конденсата. «Просушу перед погрузкой,» — решил сармат, подтягиваясь на руках и перебираясь на крышу. Её гребень был не очень удобен для установки подъёмной машины, но всё же лучше несимметрично-бугристой спины сааг-туула —