Идеальная жизнь - Джоди Пиколт

— Imacu yo, — молил он духов. — Возьмите меня!

Журналисты и фотографы, ожидающие у контрольно-пропускного пункта в аэропорту Лос-Анджелеса, делали ставки.

— Я по-прежнему уверен, что он избавился от нее, — заявил репортер из «Нэшнл инкуайрер». — Она давно уже в земле.

Журналист из «Пипл» фыркнул:

— Тогда к чему вся эта шумиха из-за их возвращения в Лос-Анджелес?

— Если хотите знать мое мнение, — ответил какой-то фотограф, — возвращаются они вместе, но она этому совсем не рада. Думаю, он ей заплатил. Что такое парочка миллионов, если они снова вознесут его на первые полосы газет?

Журналистка из «Эн-би-си» проверяла, глядя в зеркальный объектив своей камеры, не размазалась ли помада.

— Помяните мое слово, — решительно заявила она, — Алекс Риверс уже не у дел. — Она повернулась к коллегам, которые столпились у ворот, как стая гончих, когда объявили посадку рейса 658 из Денвера. — Ни один мужчина не в силах заставить женщину снова молоть чушь. Неважно, при каких обстоятельствах, но она его бросила, что лишний раз доказывает, что он вовсе не тот секс-символ, который мы себе придумали.

В зале прилета первого класса Касси закончила менять Коннору подгузник. Алекс сидел напротив, как обычно, закинув ногу на ногу. В руках он держал чашечку кофе.

— Я тоже должен научиться этому, — сказал он.

Касси подняла на него недоуменный взгляд. Она и представить не могла, что руки Алекса делают столь приземленные вещи, как меняют подгузники их сыну.

— Это произвело бы фурор на пресс-конференции, — ответила она.

Алекс поставил чашку на стол.

— Ты ведь не против, нет?

Он говорил о журналистах, которые, словно грифы, ждут, когда же им швырнут какую-нибудь падаль. Алекс предупредил ее о прессе, когда они уже пролетали над Скалистыми горами. И разумеется, она ответила, что понимает: если в том, что репутация Алекса в Голливуде пострадала, косвенно есть и ее вина, то Касси просто обязана содействовать реабилитации этого образа. И все же она не могла отделаться от воспоминаний о том, как впервые приземлилась с Алексом в международном аэропорту Лос-Анджелеса почти четыре года назад, — тогда она впервые вкусила все «прелести» жизни, где нет места ничему личному. После стольких месяцев, проведенных в Пайн-Ридж, к этому тяжело было снова привыкать.

— Я не против, — негромко сказала Касси и передала ребенка Алексу. — Просто не хочу, чтобы Коннора использовали как пешку в чужой игре.

— Обещаю, я не позволю ослепить его вспышками и задавать слишком много вопросов, — усмехнулся Алекс. — Считай это его первыми кинопробами.

Двери комнаты отдыха распахнулись, и на пороге возникла глыба — Микаэла Сноу. Она лучисто улыбнулась Алексу, потом повернулась к Касси и оглядела ее с ног до головы.

— Рада снова видеть тебя, — наконец холодно сказала она.

Касси замерла с влажными салфетками, которые собиралась положить в сумку.

— Микаэла! — воскликнула она, расплываясь в искренней, теплой улыбке.

Микаэла пристально разглядывала ее целую минуту, достаточно долго, чтобы Касси успела вспомнить о своей бесформенной коричневой хламиде и изношенных теннисных туфлях, — отдаленное эхо некогда стильной жены Алекса Риверса.

Микаэла повернулась к Алексу.

— Готов?

Касси почувствовала, как по спине пробежал противный холодок: она поняла, что реакция Микаэлы — это анонс приема, который ожидает ее в Лос-Анджелесе, где большинство их знакомых были друзьями и коллегами Алекса. В их глазах Касси бросила Алекса. В их глазах одна она во всем виновата. Конечно, они не знают всей истории, но здесь у Касси связаны руки. Если она в оправдание своим поступкам обнародует тот факт, что Алекс ее избивал, то тем самым даст пищу еще бóльшим пересудам вокруг его имени. И даже если она упомянет об этом в свете его обещания обратиться за помощью к специалистам, Алекс все равно пострадает, а этого она еще раз делать не хотела.

Касси взглянула на мужа, который неверно истолковал ее взгляд, приняв его за волнение перед выходом на сцену, и мягко помог ей подняться.

— Женщину, которая одна в глуши родила ребенка, конечно, не испугает свора репортеров, — негромко произнес он.

— Я была не одна, — возразила Касси, потянулась за Коннором и стала укладывать его в колыбель.

Алекс повернулся к Микаэле.

— Встретимся на улице через десять минут. — Когда помощница ушла, он мягко предложил: — Может быть, я понесу колыбельку, а ты ребенка?

Касси бросила взгляд на дверь, которая только что закрылась за Микаэлой, и, словно защищаясь, скрестила руки на груди. Неужели Алекс стесняется ее унылой, практичной одежды? Или того, что его ребенок прилетел в Лос-Анджелес в артефакте народа сиу?

— Коннор любит эту колыбельку, — сдержанно ответила она, ухватившись за ставшую родной вещь.

— Коннор любит свою маму, — ответил Алекс и поднял на Касси глаза, в которых плескалась невысказанная мольба: «Я хочу, чтобы все увидели его у тебя на руках».

Он дождался, пока Касси кивнет, и облегченно вздохнул. Он оказался в щекотливом положении и прекрасно это осознавал, но Касси должна понять, как важно первое впечатление толпы.

Алекс собрал сумки и повесил их на плечо. У двери он остановился.

— Спасибо, — негромко поблагодарил он.

— За что?

— За то, что ты для меня делаешь. За то, что возвращаешься.

Что-то мелькнуло в его глазах, после чего Касси отбросила все свои страхи. Она взяла Алекса за руку и глубоко вдохнула.

Перед глазами плыли черные точки, толпа репортеров продолжала делать снимки и видеозаписи, Касси улыбнулась и прильнула к Алексу, как будто заново влюбилась в собственного мужа.

— Я понимаю, — холодно говорил Алекс, — исчезновение моей жены породило множество догадок. — Он обнял ее за талию. — Как видите, она жива и здорова, что развеивает все ужасные предположения относительно меня. Просто она была занята. Восемнадцатого августа родился наш сын, Коннор.

Журналист из «Инкуайрер» помахал в воздухе ручкой.

— А это ваш ребенок?

Алекс стиснул зубы.

— Я не стану унижаться и отвечать на этот вопрос, — сказал он.

— В таком случае почему ваша жена сбежала? — поинтересовался корреспондент «Вэрайети».

— Она никуда не сбегала, это я ее отослал. Мы хотели, чтобы ребенок родился в спокойном месте, без пристального внимания посторонних. — Голос Алекса стал опасно тихим. — Вы же только и ждете, словно хищники в засаде, и распускаете гнусные сплетни до тех пор, пока они не затмевают правду. Вы когда-нибудь задумывались над судьбами людей, жизни которых разрушаете? Над тем, какой вред наносите, раз человек вынужден отослать свою семью, чтобы гарантировать ей уединение? Моя карьера уже сделала меня публичным человеком. Ваша помощь здесь не нужна. — Алекс шагнул к группе притихших репортеров. — Прежде чем станете прикрываться первой поправкой о свободе слова, подумайте об остальных, которые выбирают пятую — о невмешательстве в частную жизнь.