📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаБесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни

Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 102 103 104 105 106 107 108 109 110 ... 177
Перейти на страницу:

Самые опасные проходимцы в истории Сахары являлись под прикрытием одеяний аскетов веры — они шли из городов Марракеша, Феса и Макнеса. Одевались в грубые колючие балахоны суфиев, похожие на мешки — такими они были жесткими, толстыми, шершавыми. С собой несли сокровенные сумки и карты, отпечатанные на коже различных животных: козлов, газелей, верблюдов, буйволов и даже змей и ящеров. Они владели редкими знаниями о психологии жителей Сахары. Угощений избегали, не ели мяса, довольствовались питанием из просяно-гороховых лепешек, испеченных на песке. Ночь напролет читали Коран, а поутру добровольно вызывались учить взрослых основам правильной молитвы. Завоевывали доверие людей, и те воздвигали такому просветителю отдельный шатер — учить молодежь, иногда включая и девушек, святому Корану и основам религии. И опять никому не приходило в голову, что все эти пройдохи явились лишь с одной целью — искать места кладов по картам, засунутым у них за ремни, и вызывались обучать несмышленых детей в надежде отыскать в их невинных глазах ту волшебную искорку, в которой эти монстры видели знак божий или оставленный джиннами символ, якобы для того, чтобы снять заклятие, охраняющее клад от разрушения, если вдруг оказалось бы возможным принести ребенка в жертву для защиты зарытого сокровища. И многие дети пропадали, а с ними пропадали и зарытые накопления. И, конечно, было вполне реально для простых жителей Сахары отнести факт исчезновения детей к козням их соседей-джиннов, как они привыкли делать это за тысячи лет своего существования, а вся операция по изъятию кладов и сокровищ вполне могла оставаться вечной тайной, особенно, когда все избегали останков предков и оставленных очагов становищ, словно избегали чумной болезни. Однако исчезновение аскетов вызывало сомнения людей. Нетрудно было обнаружить следы жертвоприношений и останки костей и понять, что заслужившие их доверие подвижники — не более чем дьяволы, явившиеся из самой геенны, замаскировавшись в одеяния дервишей и аскетов веры.

Что касается амулетов, то Адда однажды заполучил скрученную бумажечку от пришлого факиха — в обмен на тело пестрой ящерицы. Конечно, это маленькое животное не такой уж узорчатой пленительной для каждого взора расцветки, но принадлежность его к этому редкому виду существ вполне способна повысить его значение — не для пастухов, местных жителей и людей знающих, но среди молодежи, девиц оседлых и других племен. Факих явился и поставил условием добыть ее в обмен на талисман, и Адда был вынужден пойти на уступку. Открыв скрученный в трубочку листок, он обнаружил на внутренней стороне подобие линий, не похожих на арабские буквы. Эти знаки больше походили на символику туарегского письма «тифинаг», чем на аяты Корана, как они начертаны в свитках. Он усомнился в полученном и показал его одному знакомому шейху из оазиса Адрар. Шейх раскрутил листок, разложил его перед собой — и ударился в хохот. Смеялся он истерично, неподобающим для степенного шейха образом. Смеялся долго, так что слезы на глазах выступили. Потом, наконец, распрямил спину, затих, призвал вслух Аллаха Всевышнего, проклял шайтана людей и джиннов и произнес: «Это никакой талисман. Это не письмо. Факих твой писать не умеет».

В тот день Адда действительно понял, что обман и мошенничество не ограничиваются мерой веса или объема, как в торговле, но простираются до самых дальних границ, захватывая веру и религию. Первые несколько лет он старался быть сдержанным и осторожным в общении с факихами и шейхами разных братств, если ему что-нибудь поручало его племя, однако шейх братства аль-Кадирийя смог его обмануть с помощью весьма простого оружия: свободы! Казалось, будто он век прожил, читая в чистых душах жителей Сахары, чтобы разузнать, где у них скрытая точка слабости находится, чтобы открыть глубоко захороненный клад, превышающий по ценности все немыслимые клады Сахары: любовь к свободе. Очевидно, он высмотрел в своих странствиях, что тоска страждущих по Вау является не чем иным, как оборотной стороной иного явления — влюбленности, и решил нацелить свой удар в эту точку и с нее начать свою операцию.

Эту философию он проповедовал с первых же дней своего прибытия и сконцентрировался на любви божественной, как единственном средстве к избавлению. Ему оказалось несложно убедить простой народ, вовсе не прибегая при этом к какой бы то ни было искусной маскировке. Просто потому, что любовь есть краеугольный камень учений всех суфийских сект, когда-либо наводнявших Сахару. Легким для него также было утихомиривать все духовные споры и душевные расстройства, которыми извечно страдали жители Сахары на почве любви и влюбленности — вроде тоски по Вау, длительного поста, ситуаций изгнания и отшельничества, состояния экстаза, исходящего из любви к искусному пению, возбуждения от душевного расстройства, да просто из склонности к медитации и внимания покою бескрайней пустыни.

Именно отсюда повел он свою войну — введя новшества с молитвами и хвалебными песнями пророку. Он воспрепятствовал утолению жажды безумного одержимого к пению о земной любовной страсти и заменил такие песни гимнами любви небесной. Он выступил против лечения психики ритмичной поэзией и пляской, обозвав этот метод осквернением, исходящим от шайтанов и магов черных джунглей. Он изобрел лечение чтением нараспев коранических аятов. Он первым публично привлек внимание к тому, якобы, что утраченный райский сад находится не в Вау, а именно в сердце верующего. Короче говоря, этот хитрый проходимец с пышной седой бородой, украшенной тонкими желтыми волосками, показался шейху Адде и всех прочим серьезным людям воистину настоящим религиозным реформатором, на которого вполне можно опираться в исправлении веры и шиите племени от тлетворного ее искажения магами. Короче — дело свое он знал и вполне был в состоянии соперничать своим искусством с хитрыми лисами легенд и сказок. Вождь и по сей день не в состоянии противиться скрытому ощущению, внушающему ему сомнения в чистоте его помыслов, искушение доходит порой до предела, когда он признает болезненную истину, которую шейх всегда пытался игнорировать, а именно, гласящую, что «не человек, избранный на пост вождя племени, изначально порочен по сути своей, но порочность сокрыта в возведенном из глины троне, в том месте, на котором он восседает». Он пытается прогнать прочь тревожную мысль, потому что другой голос напоминает ему, что, используя эту мудрую истину, он пытается найти оправдание шейху братства — не из любви к истине, но для оправдания того поражения, которое он понес от его действий. Две этих противоречивых мысли до сих пор звучат в его душе и борются друг с другом.

Только отступление его в те годы вовсе не было поражением. И никто не знает, что это отступление было горше самых жестоких поражений. Почему? Потому что он видел — предательство не было предательством шейха братства, но предательством тех людей, которых он любил и ради которых пожертвовал своим изгнанием в пустыню Северной Хамады и своим стремлением познать истину и основы веры. Конечно, прошло время, прежде чем он понял, что люди всего лишь стадо отчаявшихся овец, бредущих за пастырем, а он увлекает их за собой пучком травы, а они не дают себе труда озаботиться вопросом о чистоте намерений пастыря и не понимают, что он ведет их наверняка к богатым фуражом пастбищам, поскольку приманивает их всех этим пучком травы… Пастух, ведущий стадо и прибегающий к такой уловке, обычно ведет овец на заклание. Но, гляди ты, какая разница — бедным овечкам ничего не понять, пока не увидят сверкающего ножа. И вот, шейх братства аль-Кадирийя выступил в роли такого пастыря, может, и не поняв этого сам. Потому что его нельзя было обвинить в злом умысле, раз порочность пряталась именно в шатре, где обитал шейх, и искушение этой мыслью не покидало его никогда в долгие часы уединения в вечерних сумерках, нашептывая о себе. Но эта глупая беспечность, эта порочность, якобы посеянная в «место», была, пожалуй, похуже всего в этом деле. Его боязнь призрака, этого монстра, гуля порока, ложно приписанного дому вождя, именно она вынудила его искать прибежища в хватании посоха за середину, думая, что только разум в состоянии справиться с подлой природой существа власти.

1 ... 102 103 104 105 106 107 108 109 110 ... 177
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?