Ангелы Опустошения - Джек Керуак

– О’кей! Синьёр! – Птичка клювом выхватывает клочок бумаги из груды бумажек и отдает человеку. Тот со своими усиками и ликующими глазами разворачивает его. Там написано следующее:

«У тебя будет хорошая фортуна с тем кто твой сын который тебя любит. Говорит птиц».

Он отдает нам бумажку смеясь. Поразительно.

– Так, – говорит Мемер когда мы под руку идем по улицам Старого Хуареса, – откуда могла эта глупая птица знать что у меня есть сын или вообще что-нибудь обо мне – фу какая тут пылища! – когда эта миллионно миллионнопесчинная пустыня дует пылью вдоль дверей. – Ты мне можешь это объяснить? Что такое один песо, восемь центов? И птичка все это знала? Ха? – Как Эстер у Томаса Вулфа,[206]«Ха?», только любовь длится дольше. – Тот парень с усами нас не знает. А его птичка знала всё. – Она надежно запрятала птичкин клочок себе в кошелек.

– Птичка знавшая Жерара.

– И птичка выбрала бумажку с его сумасшедшим лицом! Ах но люди-то здесь бедные, а?

– Ага – Но правительство об этом очень сильно заботится. Раньше здесь целыми семьями на тротуарах спали завернувшись в газеты и афиши боя быков. А девушки продавали себя за двадцать центов. У них хорошее правительство после Алемана, Карденаса, Кортинеса[207]—

– Бедная птичка Мексики? И маленькая мамаша! Я всегда могу сказать что видела Мексику. – Она выговаривала «Мексе́ка» по-своему.

И вот я купил пинту хуаресского бурбона в лавке и мы отправились назад к американской автостанции в Эль-Пасо, сели в большой двухъярусный «грейхаунд», на котором было написано «Лос-Анджелес», и с ревом рванули в красных сумерках пустыни отхлебывая из пинты на своих передних сиденьях треплясь с американскими матросами которые ничегошеньки не соображали ни в Святой Марии из Гвадалупы ни в Маленькой Птичке но все равно были добрыми парнягами.

И пока автобус гнал по этой пустой дороге среди крутых пустынных холмов и горбов лавы словно по лунному пейзажу, мили и мили опустошения к этой последней слабо проступающей Чиуауаской Горе к Югу или к сухому скалистому хребту Нью-Мексико к Северу, Мемер со стаканчиком в руке сказала:

– Я боюсь вон тех гор – они пытаются сказать нам что-то – они могут свалиться нам на головы в любую минуту!

И она наклонилась сказать об этом матросам, которые расхохотались, и предложила им выпить и даже расцеловала их в вежливые щеки, и им это понравилось, такая сумасшедшая мать – Никто в Америке никогда не поймет снова что она пыталась им сказать о том что видела в Мексике или в Целой Вселенной. – Те горы там не просто так! Они там чтоб сказать нам что-то! Такие милые мальчики, – и она уснула, и всё, а автобус гудел себе дальше в Аризону.

Но мы сейчас в Америке и на заре уже город под названием Лос-Анджелес хоть никто и не видит что общего в нем может быть с ангелами пока мы заховываем наше снаряжение в ячейки в ожидании 10-часового утреннего автобуса в Сан-Франциско и выходим на серые улицы найти где можно выпить кофе с гренками – 5 утра слишком уж рано для чего бы то ни было и удается увидеть лишь ночные останки ужаснувшихся хулиганов и кровавых пьяниц шатающихся вокруг – Я хотел показать ей яркий счастливый ЛА телевизионных шоу Арта Линклеттера или мимолетные картинки Голливуда но увидели мы один кошмар Отвратительного конца, избитых торчков да шлюх да чемоданы перевязанные веревками, пустые светофоры, никаких птиц здесь, никакой Марии – но грязь и смерть да. Хотя в нескольких милях за этими ожесточенными ужасными мостовыми лежали мягкие сияющие берега Тихого океана Ким Новак которых она никогда не увидит, где hors d’oeuvres[208]выбрасывают морским псам – Где Продюсеры тусуются со своими женами в кино которого никогда не снимали – Но бедная Мемер вообще увидела в ЛА только предутреннюю избитость, хулиганье, причем некоторые из них индейцы Америки, мертвые тротуары, обилие патрульных машин, обреченность, свистки спозаранку как свистки спозаранку в Марселе, изможденный уродливый ужасный Калифорнийский Город не-могу-больше-что-я-здесь-делаю mierda[209]– О, тот кто хоть когда-либо жил и страдал в Америке знает о чем я! Тот кто ездил угольными вагонами из Кливленда или пялился на почтовые ящики в Вашингтоне Округ Колумбия тот знает! Кто вновь истекал кровью в Сиэтле или вновь истекал кровью в Монтане! Или облезал в Миннеаполисе! Или умирал в Денвере! Или плакал в Чикаго или говорил «Простите я горю» в Ньюарке! Или торговал ботинками в Винчендоне! Или вспыхивал в Филадельфии! Или разгонялся в Тяшковилле! Но я вам скажу что нет ничего ужаснее пустых рассветных улиц американского города если только его не швыряют Крокодилам в Нил за просто так а кошачьи жрецы улыбаются. Рабы в каждом туалете, воры в каждой дырке, сутенеры в каждой пивнушке. Начальники выписывают краснофонарные ордера – Банды шпаны в черных куртках и с утиными хвостиками на каждом углу некоторые сущая мексиканская гопота, я молюсь на самом деле Папе «Прости меня за то что я протащил Мемер сквозь все это в поисках чашечки кофе» – Те же самые улицы которые я знал прежде но не с ней – Но каждый злобный пес в злом царстве понимает когда видит человека с его матерью, поэтому благослови вас всех.

После целого дня езды по зеленым полям и садам прекрасной Долины Сан-Хоакин даже на мою маму производит впечатление хоть она и замечает сухой утёсник на дальних холмах (и уже пожаловалась и правильно на тростниковые пустоши Тусона и пустыни Мохаве) – пока мы сидим до смерти обдолбанные усталостью, разумеется, но почти уже на месте, осталось лишь пятьсот миль долины наверх к северу и Город – долгий сложный способ объяснять что мы приезжаем во Фресно в сумерках, немного гуляем, снова садимся теперь с фантастически энергичным водителем-индейцем (какой-то мексиканский паренек из Мадеры) отчаливаем рванувшись к Окленду а водитель обрушивается на что ни попадя на этом двухрядном шоссе по Долине (99) заставляя целые популяции встречных машин вздрагивать и нырять поглубже на свою полосу – Он их просто протаранит.

И вот мы приезжаем в Окленд ночью, суббота (я как раз довершая последний глоток калифорнийского портвейного пойла смешанного со льдом автостанции) бах, мы сначала видим избитого пьянчугу всего в крови что шатается по автостанции в поисках первой помощи – Мама моя даже смотреть уже не может, она проспала всю дорогу от Фресно, но видит это зрелище и вздыхает спрашивая себя что дальше, Нью-Йорк? может быть Адская Кухня или Нижний Восточный Ист-Сайд? Я обещаю себе что покажу ей кое-что, хороший домик и немного тишины и деревьев, совсем как мой отец должно быть обещал когда перевозил ее из Новой Англии в Нью-Йорк – Я собираю все сумки и стопарю автобус в Беркли.