Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Лагерные стоянки этих разнородных толп выглядели необычно. Вассалы, вставшие под знамена своего сеньора, ставили шатры вокруг его замка, а те, кто отправился на войну за свой счет, до присоединения к тому или иному предводителю похода жили в бараках и хижинах, возведенных вблизи городов и сел. Луга Франции были уставлены палатками. Поскольку крестоносцы верили, что по прибытии в Палестину получат искупление грехов, сотни из них предавались всевозможным порокам. Пилигримы-сладострастники без стеснения торговались с непотребными девками, на плечах у которых также были красные кресты; чревоугодники давали волю своему аппетиту; пьяные оргии были в порядке вещей. Усердная служба Господу должна была смыть с них все прегрешения и преступления, и они, словно отшельники-аскеты, были искренне убеждены в грядущем спасении своих душ. Данный аргумент побуждал невежд безбоязненно потакать своим страстям, и одновременно с голосами молившихся в лагерях раздавались звуки похотливого разгула.

Первыми в крестовый поход отправились бедняки. Огромные толпы народа присоединились к Петру Пустыннику, которого они, как инициатора, считали наиболее подходящей кандидатурой на роль полководца. Другие примкнули к дерзкому авантюристу, которого историки величают не иначе, как Готье Санавуар, или Вальтер Неимущий, считая его, несмотря на прозвище, отпрыском дворянского рода и искусным воином. Третья, германская, группа сплотилась вокруг монаха Готшалька, о котором известно только то, что он был отъявленным фанатиком. Все эти отряды, которые, если верить историкам, насчитывали в общей сложности триста тысяч мужчин, женщин и детей, состояли из самого подлого европейского сброда. Не обладая ни дисциплиной, ни принципами, ни подлинной храбростью, они проносились по городам и селам словно чума, сея повсюду ужас и смерть. Первыми тронулись в путь ополченцы Вальтера Неимущего. Это было ранней весной 1096 года, всего через несколько месяцев после Клермонского собора. Члены этой разнузданной толпы заботились прежде всего о собственных интересах. Как и их, по сути, номинальный лидер, они были бедны и в поисках средств к существованию были готовы на все. Прокатившись волной по Германии, они вступили в Венгрию, население которой на первых порах относилось к ним довольно благосклонно. Не воспылав в достаточной мере энтузиазмом, чтобы самим присоединиться к крестовому походу, венгры тем не менее хотели внести в него посильную лепту, помогая его участникам. К несчастью, взаимопонимание длилось недолго. Не удовлетворившись провизией, крестоносцы возжелали чужого имущества. Они нападали на крестьянские дома и грабили их, а тех, кто оказывал сопротивление, убивали. Когда они подошли к Землину[350], разъяренные венгры собрали большой отряд, атаковали их с тыла, убили великое множество отставших и, собрав их оружие и оторвав от одежд кресты, прикрепили их в качестве трофеев к стенам города. Вальтер, похоже, был не в настроении либо не в состоянии ответить ударом на удар, так как его армия, опустошительная во время грабежей, как стая саранчи, не отразила ни одной атаки полноценного противника. Разгневанные венгры не давали покоя ее тылам, пока она совсем не ушла из их страны. На территории Болгарии Вальтера ждал не лучший прием. Большие и малые города закрывали перед ним ворота, деревни отказывали ему в провианте, а горожане и крестьяне, объединив свои усилия, вырезали его людей сотнями. Продвижение армии напоминало скорее бегство, чем наступление; но нужно было двигаться вперед, и Вальтер продолжал путь, пока не прибыл в Константинополь с войском, которое от голода и сражений уменьшилось на две трети.

Более многочисленное ополчение, ведомое фанатичным Пустынником, следовало за силами Вальтера по пятам, замыкаемое громоздким вещевым обозом и таким количеством женщин и детей, которого хватило бы на отдельную армию. Если и можно было найти более гнусное отребье, чем войско Вальтера Неимущего, то это была рать Петра Пустынника. Имея больше ресурсов, его армия, двигаясь через Венгрию, не опускалась до грабежей, и выбери она маршрут, не проходящий через Землин, она, может статься, пересекла бы эту страну, не прибегая к насилию. Увидев висевшие над городскими воротами оружие и красные кресты своих предшественников, крестоносцы пришли в ярость, и их затаенная дикость вырвалась наружу. Город подвергся беспорядочному штурму, и когда осаждающие не столько за счет смелости, сколько благодаря численному превосходству ворвались в него, они подвергли его всем тем ужасам, что обычно влечет за собой сочетание победы, жестокости и беспутства. Крестоносцы получили от своего вождя полную свободу действий, и сотни жителей несчастного Землина стали жертвами мстительности, похоти и алчности. Разжечь пожар способен любой маньяк, но для его тушения могут потребоваться усилия многих умных людей. Петр Пустынник раздул огонь массового неистовства, но погасить его было не в его власти. Его необузданные приверженцы бесчинствовали до тех пор, пока их не остановил страх возмездия. Когда о бедах, обрушившихся на Землин, стало известно венгерскому королю, он выступил в поход с войском, достаточным для того, чтобы покарать Пустынника. Последний, узнав об этом, снялся с лагеря и удалился в направлении Моравы – широкой и бурной реки, впадающей в Дунай примерно в сорока милях к востоку от Белграда. Там его поджидал отряд разгневанных болгар, стараниями которых переправа через реку стала для него и его людей тяжелым и опасным делом. Огромное их количество утонуло, и многие пали под мечами болгар. В древних хрониках не указаны конкретные потери Пустынника на этой переправе; сообщается лишь, что они были очень велики.

Находившийся в Нише герцог Болгарский, опасаясь нападения, укрепил город, но Петр, наученный горьким опытом, предпочел воздержаться от военных действий. Его армия три ночи простояла лагерем под городскими стенами, и герцог, не желая без нужды озлоблять столь лютое и склонное к грабежам воинство, разрешил горожанам снабдить крестоносцев провизией. На следующее утро Петр мирно снялся с лагеря и проследовал дальше, но несколько отставших от армии бродяг из Германии сожгли мельницу и дом болгарина, с которым, видимо, накануне повздорили. Жители Ниша, которые с самого начала не доверяли крестоносцам и были готовы к самому худшему, немедленно сделали вылазку и отомстили. Мародеры были перебиты, и горожане, преследуя Пустынника, захватили всех ехавших в обозе женщин и детей, а также большое количество скарба. Вслед за этим Петр повернул обратно к Нишу, дабы потребовать от герцога объяснений. Последний беспристрастно констатировал имевшую место провокацию, и Пустыннику нечего было сказать в оправдание столь вопиющего насилия. Начались переговоры, обещавшие быть успешными, и болгары уже хотели освободить женщин и детей, когда группа крестоносцев безо всякого на то приказа свыше попыталась взобраться на стену и захватить город. Попытка Петра применить власть и уладить конфликт оказалась тщетной, горожане напали на его войско, и после короткой, но ожесточенной битвы уцелевшие крестоносцы побросали оружие и разбежались кто куда. Огромная армия, потери которой исчислялись многими тысячами, была разбита наголову.

Утверждают, что после этого брошенный всеми Пустынник укрылся в лесу в нескольких милях от Ниша. Не известно, испытывал ли он после столь сокрушительного поражения муки совести, скорбел ли по погибшим или же его пламенное рвение, успешно преодолев отчаяние, по-прежнему рисовало ему картину конечного триумфа его дела. Недавний предводитель стотысячной армии в одиночестве скитался по лесам, рискуя быть в любой момент обнаруженным и убитым каким-нибудь охочим до преследования болгарином. Наконец он случайно вышел к холму, на котором двое или трое самых храбрых его людей собрали около пятисот крестоносцев, отставших от войска. Они с радостью встретили Пустынника, и после совещания с ним было решено собрать воедино разрозненные остатки армии. На холме были разведены костры; разведчики начали прочесывать окрестности в поисках беглецов. Чтобы привлечь их внимание, сигнальщики регулярно трубили в рога, и до наступления сумерек под началом Пустынника было уже семь тысяч воинов. На следующий день к нему присоединились еще двадцать тысяч человек, и с этим жалким осколком былой рати он проследовал к Константинополю. Тела павших остались гнить в лесах Болгарии.