Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Избавление Европы от этого бедствия вновь стало уделом венгров. Покончив с евреями во Франции и в Германии, банды собрались воедино и направились в Святую землю все той же дорогой, политой кровью многих из тех трехсот тысяч, что прошли по ней ранее, и готовой к новым жертвам. Общая численность этих банд неизвестна, однако в Венгрии погибло так много их членов, что авторы той поры, не решаясь назвать число убитых даже приблизительно, пишут, что поля были буквально завалены трупами, а воды Дуная на протяжении многих миль были окрашены кровью. Самая страшная резня, в результате которой погибли почти все ранее уцелевшие крестоносцы, имела место у Визельбурга. Пока венгры раздумывали, переправляться ли им через Дунай, чтобы сразиться с крестоносцами на другом берегу, последние преодолели означенную водную преграду и, атаковав с безрассудной отвагой городскую стену, сумели пробить в ней брешь. И в эту минуту, когда победа, казалось, была близка, их внезапно охватил необъяснимый страх. Побросав оружие, охваченные паникой крестоносцы обратились в бегство, не ведая причины и не разбирая дороги. Вооруженные венгры пустились в погоню и беспощадно зарубили такое количество беглецов, что их сброшенные в реку тела, как утверждают, запрудили ее.

Это был наихудший пароксизм охватившего Европу безумия, и когда он закончился, за дело взялись ее рыцари. Эти хладнокровные, рассудительные и вместе с тем исключительно храбрые мужчины стали руководящей и направляющей силой огромного числа европейцев, рвавшихся в Азию. Именно их щедро наделяли самыми лестными эпитетами авторы рыцарских романов, оставляя историкам осуждение подлости и варварства их бесславных предшественников. Наиболее выдающимися из данной плеяды полководцев были Готфрид IV Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, и Раймунд IV, граф Тулузский. Остальными четырьмя вождями рыцарского крестового похода[355], каждый из которых был отпрыском царственного рода и командовал собственной армией, были: Гуго, граф Вермандуа, младший брат короля Франции Филиппа I; Роберт II Коротконогий, герцог Нормандский, старший брат английского короля Вильгельма II Рыжего; Роберт, граф Фландрский и Боэмунд, князь Тарентский, старший сын прославленного Роберта Гвискара, герцога Апулии и Калабрии. Все эти принявшие крест люди в той или иной мере разделяли фанатизм эпохи, но никто из них не действовал исключительно из религиозных побуждений. Конечно, они были опрометчивыми, но не настолько, как Готье Санавуар; они были набожными, но их набожность была далека от исступления Петра Пустынника; они были жестокими, но их жестокость не шла ни в какое сравнение со свирепостью монаха Готшалька. Их воинственность сдерживалась осторожностью, религиозное рвение – мирскими воззрениями, а дикость – духом рыцарства. Понимая, куда течет стремительный поток народной воли, и не желая, да и не видя для себя выгоды в том, чтобы его сдерживать, они позволили ему подхватить себя в надежде, что он вынесет их туда, где их доселе невыполнимые притязания на увеличение богатства и расширение власти будут наконец-то удовлетворены. Под их знамена встало множество феодалов более низкого ранга, львиную долю которых составлял цвет дворянства Франции и Италии, а остальные были выходцами из Германии, Англии и Испании. Военачальники справедливо опасались, что в случае, если все столь многочисленные армии будут следовать друг за другом, у них неизбежно возникнут проблемы с продовольствием. Поэтому было решено разделиться и двигаться к Константинополю, где армии должны были соединиться вновь, разными маршрутами: Готфрид Бульонский шел через Венгрию и Болгарию, граф Тулузский – через Ломбардию и Далмацию, а остальные вожди – через Апулию. Численность подчиненных им войсковых соединений оценивается по-разному. Греческая принцесса Анна Комнина пишет, что крестоносцев было так же много, как песчинок на морском берегу или звезд на небе. Оценка Фульхерия Шартрского[356] более убедительна и не столь чрезмерна: он сообщает, что все подразделения, осадившие Никею, столицу Вифинии[357], насчитывали порядка ста тысяч конных и шестисот тысяч пеших воинов, не считая священников, женщин и детей. Гиббон считает, что эта цифра преувеличена, но не намного[358]. Позднее принцесса Анна пишет, что под началом Готфрида Бульонского было восемьдесят тысяч пехотинцев и всадников, предполагая, что у остальных предводителей воинов было столько, что всего их было около полумиллиона. Принцесса скорее всего недооценивает армию Готфрида, поскольку она, по общему признанию, была самой крупной и меньше других пострадала от тягот пути.

Первой ступила на греческую территорию армия графа Вермандуа. После высадки у Диррахия[359] он был принят представителями императора со всем возможным почтением и радушием, а его люди были вдоволь обеспечены провиантом. Однако неожиданно и без объяснения причин граф был арестован по приказу императора Алексея и под конвоем доставлен в Константинополь. Различные авторы объясняют предательский и неразумный шаг императора по-разному, единодушно осуждая при этом столь вопиющее нарушение гостеприимства и законности. Наиболее вероятной причиной подобного образа действий представляется та, которую предложил Гвиберт Ножанский. Он утверждает, что Алексей, опасаясь, что крестоносцы хотят свергнуть его с престола, пошел на эту крайность, с тем чтобы принудить графа дать ленную присягу в обмен на освобождение. Император, видимо, полагал, что примеру столь видного принца, как брат короля Франции, сразу же последуют остальные предводители крестового похода. В результате он испытал жестокое разочарование, которого заслуживает всякий, кто совершает несомненное зло для достижения цели, сомнительной с позиций добра. Но политика такого рода вполне соответствовала узости взглядов императора, который в расслабляющей атмосфере придворной роскоши страшился наплыва смелых и амбициозных воинов с Запада и с помощью недостойных средств старался укротить силу, встретиться с которой лицом к лицу ему не хватало смелости. Если пребывание крестоносцев в его владениях и несло в себе угрозу его власти, то он мог легко избежать опасности, просто возглавив крестовый поход и направив энергию его участников на открыто признанный объект их устремлений – завоевание Святой земли. Но вместо того чтобы стать повелителем и верховным вождем крестоносцев, которых он сам ранее в значительной степени воодушевил на поход, отправив к папе эмиссаров с просьбой о помощи, император стал рабом тех, кто его ненавидел и презирал. Несомненно, что относиться с презрением ко всем без исключения крестоносцам его заставляло варварство людей Готье и Петра Пустынника, но это было презрение ограниченного человека, радующегося любому оправданию своей нерешительности и любви к праздности.