Обратный отсчет: Равнина - Токацин

не биолог. Кости — ещё как отличаются. А эта штука… Одолжи сканер. У тебя увеличение сильнее.

…Со «штукой» Вепуат возился уже второй час. Гедимин успел высунуться наверх и убедиться, что сааг-туул не замедлил ход. Урджен, заметив шевеление на броне, подошёл, настороженно глядя на сармата.

— Согрелся?

Гедимин кивнул.

— Что-нибудь странное тут было, когда мы ходили? Зверь чего-то испугался.

Урджен угрюмо оскалился.

— Так близко к городу пепла! Только ты туда и мог полезть. Обратно пойдём другой дорогой!

…Мицелий, снова свёрнутый в клубок, лежал в колбе, намотавшись на осколок кейека. Вепуат пристраивал её над «конфоркой» печи. Оглянувшись на Гедимина, он выразительно пожал плечами.

— Никаких отличий от живой структуры. Кроме одного — живая раскалена.

— Оно мёртвое, — сказал Гедимин, недовольно щурясь. — Чего ты от него хочешь?

— Проверить, мёртвое оно или нет, — отозвался Вепуат, проверяя температуру в колбе. — Хм-м… Сотни градусов, похоже, маловато.

— Нечего тут проверять, — буркнул Гедимин. — Очень прочная штука, разлагается медленно. Ничего живого там уцелеть не могло.

— Сто пятьдесят… — пробормотал Вепуат, глядя только на анализатор. — Нагреть бы до температуры плазмы… Оно сейчас хаотичное. Как Кут’тайри, когда он в огненной форме. Если бы воссоздать плазменную оболочку и удерживать её…

Гедимин с грохотом снял с плеча сфалт.

— Суй сюда, — ткнул он когтем во вскрытую плазменную камеру. — Ничего горячее у нас нет.

Вепуат радостно ухмыльнулся. Не успел Гедимин мигнуть, как содержимое колбы уже лежало внутри сфалта. Сармат, недовольно щурясь, прикрыл сопло заглушками из защитного поля. «Надолго их не хватит,» — думал он, смыкая пластины и высовывая сфалт в приоткрытый «люк». «Вроде бы с той стороны никто не бегает…»

…Вскрытая камера дымилась. Вепуат растянул защитные поля вдоль всех «стен» — только сам забыл ими обернуться, и теперь его раскалённые перья блестели и норовили расплавиться. Он вынул «щупы» анализатора из камеры и разочарованно вздохнул, складывая мицелий обратно в колбу.

— Ни расплавления, ни нагрева. Ты прав, наверное…

Он заглянул в колбу и вздохнул. Гедимин покосился на сигма-сканер. Мицелий остывал куда быстрее, чем сопло сфалта — или, возможно, медленнее нагревался. «Сквозь ипрон температуру не измеришь,» — думал сармат, закрывая камеру. «Может, он просто не успел…»

— Вот эта штука вроде тугоплавкая, — пробормотал Вепуат, вынимая из углубления плавильный конус. — Тысячу градусов точно выдержит. Если за ночь не истрескается…

Он до половины набил конус осколками кейека и вытряхнул на них мицелий. Крупные камешки легли сверху, придавив «сетку». Вепуат вставил конус в отверстие печи, оглянулся на Гедимина и пожал плечами.

— Всё-таки мне кажется — его можно разжечь. Только нужно время. Пока оно было живым, держало на себе плазму. Сейчас оно такое же. И плазма должна держаться. Прикроешь дверь защитным полем? Незачем Джагулам сюда ходить. Только зря испугаются.

Гедимин ухмыльнулся.

— Чего? Мертвеца? А то они сами черепами не увешаны. Вот и мне на лебёдку… Ладно, поле так поле.

Он растянул непрозрачную плёнку поверх ширмы, заменяющей дверь. Ощущение холода и тоски, накрывшее его в городе, уже отступило — и всё-таки сармату было не по себе. «Скелет, конечно, не оживёт,» — думал он, выбираясь на поверхность. «Но аварию устроить может. Мы ведь ничего не знаем об этом мицелии. Может, он взрывается?»

Пока он вылезал из-под панциря, сааг-туул остановился, но ложиться не стал. На его загривке повеселевшие Джагулы раскладывали камешки по белой шкуре. Вепуат сидел рядом, то и дело сверяясь с журналом.

— Порядок! — крикнул он, обернувшись. — Вышли на старый маршрут. Если ни во что не влезем, завтра будем на месте!

Джагулы, помрачнев, переглянулись. Урджен дёрнул вибриссами.

— Вот ты любишь говорить про завтра…

Вепуат удивлённо хмыкнул.

— В первый раз сказал. Ты не бойся раньше времени. Как будем подъезжать, выставим защитный купол. Его сходу не пробьёшь. А потом вы спуститесь в свои норы. А мы с Гедимином как-нибудь договоримся. Нас обещали не трогать, помнишь?

— Вас — обещали, — отозвался Джагул, поднимая гриву. — Нас — нет.

12 день Огня, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Жизни — Сердце Пламени

Лежать на перекошенной бугристой «палубе» было неудобно, но в спальные ниши Джагулов Гедимин не влез. Посреди коридора, в котором он пристроился, накидали подстилок, но бугры всё равно выпирали со всех сторон, и сармат бился о них при каждой встряске. Кое-как он улёгся на спину, сложив руки на груди — так чувствительные ладони не задевало — и провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то пытался сдвинуть его с места. Получилось только сбросить руку с груди. Существо шарахнулось и испуганно рявкнуло.

— Чего? — Гедимин привстал на локте. Перед глазами ещё горело черенковское свечение. Что именно снилось, сармат не помнил, но излучение там было сильное, а среда — прозрачная, но плотная.

— Его зовут Шетту, — угрюмо сказал Урджен, глядя сармату в глаза. — Шетту из Теккеха. Он благодарен за огонь. Он просит открыть ворота.

Гедимин ошалело мигнул.

— Что⁈ — он выпрямился, врезался и плечами, и затылком в подвернувшиеся бугры, но тут же о них забыл. — Откуда ты… Ты трогал тигель⁈

«Защитное поле так просто не рвётся,» — пульсировало в мозгу, пока взгляд пытался сфокусироваться на экране сигма-сканера. «Не взрывали же они прямо в отсеке…»

— Не знаю про тигли, — отозвался Урджен, угрюмо скалясь. — Был сон. Шетту сказал. Я передал. Он очень благодарен. В Теккехе холодно.

Гедимин встряхнул головой. Защитное поле было на месте, как и тигель с мицелием, опутавшим пригоршню кейека. Огненные камни прогрелись до шести сотен градусов. Мицелий был холоднее, лежал неподвижно и никакой плазмой так и не покрылся.

— Значит, Шетту… — пробормотал сармат. — Снился тебе? Почему не мне?

Урджен ощерился.

— Он хотел. К тебе не