Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов

– Что это такое? Что это такое?! Поганка!!! Что это такое?! – орал в лицо девушке оглохший и испуганный вир Тонхлейн. Йойк пытался забраться ему за пазуху и отчаянно процарапывал себе путь к убежищу.

– Это не поганка! Это бабкина махорка! – прокричала Сьомирина в ответ и ткнула пальцем в сторону будто оспой изъеденного капота. – Споры! Гриб! Огромные грибы-дождевики! Созрели, видать, теперь их есть нельзя!

– Ничего себе дождевики! – удивленно орал Йозефик. – Ну ничего себе дождевики! Чего это они такие большие? А? А? А, говорю?

Взрывы постепенно удалялись, и вскоре стали слышны только приглушенные хлопки из-за холма справа. Густой дым желтой шапкой сидел над вершинами, будто крича всему миру: посмотрите все, кто-то тут набедокурил. У Йозефика по спине прошлась одинокая мурашка. С неба накрапывал редеющий дождик спор.

Настала тишина. В ушах звенело и перед глазами все расплывалось. Йойк скользнул под сиденье Сьомирины и принялся окапываться. Оборудовав место для обороны, он начал отчаянно чихать. От каждого его чиханья девушка подпрыгивала на сиденье.

– Поехали отсюда поскорее. А то вдруг этот дым ядовитый. Или споры могут в человеке прорастать. Я не хочу, чтобы у меня во рту грибы выросли.

– Если бы да кабы… – сказал Йозефик и слегка нажал на газ.

Споры, засыпавшие всю округу, оказались неимоверно твердыми. Из-под колес донесся звук пережевываемого стекла.

Сьомирина внимательно смотрела на Йозефика. Тот занервничал.

– Что такое? У меня гриб из головы прорастает? Сними его немедленно!

– Голова твоя – бесплодная пустыня, вир Тонхлейн, в которой ничего прорасти не может. Как-то до того, чтобы пыль не поднимать, ты догадался, а вот то, что этот грибной салют было не только видно, но и слышно от горизонта до горизонта, тебе почему-то сообразить не удалось. Эти твои «они» теперь знают, где мы. Раз нет больше нужды прятаться, надави-ка на газ как следует и покажи, на что способна наша железная кобылка.

Йозефик поерзал в сиденье. Значит, гнать! Ладони подло вспотели. Он вытер их о брюки и медленно, палец за пальцем положил руки на руль. Вир Тонхлейн пришпорил «Клоперблох-Ажимо». Из-под капота раздалось хоровое рычание тридцати двух цилиндров и истеричный вой четырех компрессоров. Теперь всякая выхлопная ерунда не тащилась по корявым стальным коридорам под днищем автомобиля, чтобы постыдно рассеяться сизым дымком. Тридцать две струи синего пламени хлестнули из патрубков по бокам капота. Пыль под их дыханием спекалась в стеклянные слезинки, которые машина роняла за собой, как огромная собака слюни.

Сьомирина радостно завопила, когда они выпорхнули на вершину холма и по инерции пролетели до середины склона. Ощущение свободного падения позабавило и Йозефика. Только вот свободное приземление оказалось делом не таким приятным.

– Вот это уже дело! – взвизгнула Сьомирина, пытаясь выковырять из-под сиденья Йойка, который своей мускулистостью портил амортизацию сиденья. Грызун с выпученными глазами выскользнул с другой стороны. Как раз чтобы во время следующего прыжка зависнуть в неведомом пространстве между полом и потолком. После контакта с большой землей, которой ему теперь представлялся задний диван, он намертво вцепился в подлокотник.

Управляя грудой раскаленной рычащей стали, Йозефик нашел себя в совершенно новом качестве. Он почувствовал себя свободным. Только теперь он понял, что то, что он раньше принимал за свободу, было лишь неприкаянностью. Раньше он был лишней деталькой в конструкторе жизни. НО ТЕПЕРЬ!

Они неслись по пыльным витиеватым дорожкам верещатника, оставляя за собой клубы пыли и стекла. Влетали в повороты на полной скорости и радостно визжали, как дети, впервые познавшие прелести качелей или каруселей.

Солнце намекало, что вот оно уже клонится к закату и сейчас вообще закатится, а они все мчались и мчались среди удивленных холмов сквозь сиреневое море вереска. Йозефик пребывал в газолиново-адреналиновом трансе, а вот Сьомирине как пассажиру бездумная гонка, по правде сказать, наскучила. Она смотрела в окно на единственный более или менее неподвижный объект в полном агрессивного движения мире – небо.

И тут ее осенило.

– Тонхлейн, идиот! Ты куда едешь?

Йозефик лишь на мгновение оторвал остекленевшие глаза от дороги и очень удивился, увидев рядом Сьомирину.

– Солнце должно быть с другой стороны, ты едешь обратно.

– Не может этого быть, я все время ехал вперед! – огрызнулся он.

И тут он затормозил. Они стояли в распадке, усыпанном спорами бабкиной махорки, где в некоторых воронках еще плескался желтый дым.

– Еще как может, да? – зло и ехидно спросила Сьомирина и сама ядовито ответила: – Еще как может.

Йозефик смутился.

– Кажется, я увлекся.

– Еще как… – начала атаку Сьомирина.

– Но, с другой стороны, это было весело, и мы же не в Лупри вернулись!

Он засмеялся и вышел из машины. Ходил вокруг нее кругами, засунув руки в карманы и радостно насвистывая. Запах газолина, разогретой стали и резины щекотал ноздри и сердце. Вот уж действительно свободен. Хоть это и глупо.

Из-за холма послышалось недовольное порыкивание понукаемых моторов.

– Йозефик, приди в себя! – нервно крикнула Сьомирина. – Давай поскорее уберемся отсюда. Может, ты и не напрасно параноишь.

Счастливая улыбка сползла с виртонхлейновского лица. Он спешно сел в машину и повернул ключ в замке зажигания.

– Чих… Чих… Х-р-р-р-р… Пчих! – сказал двигатель и умолк.

– Я не понял!

– Газолин на нуле. Вир Тонхлейн, ты вообще на приборы хоть раз смотрел? – В голосе Сьомирины смешивалось раздражение и волнение беглого преступника.

– Чтобы врезаться в первый же столб? На дорогу смотреть надо! – огрызнулся Йозефик и еще раз попробовал завести машину.

«Клоперблох-Ажимо» остался нем как могила. И вполне возможно, вскоре бы он ей и стал для двух человеков разумных (вновь напоминаю, что это самоназвание этого вида) и одной Луприанской парковой белки. К счастью, у авто был достаточно торжественный и величественный вид для выполнения подобных функций.

– Вот влипли! – хором заявили человеки разумные.

Луприанская белка задумалась о перспективах своего дальнейшего пребывания в компании этих дылд. Мир вокруг так прекрасен и по большей части съедобен, а Йойк еще так молод.

– Что делать, что делать, что делать, что делать? – истерично запричитала одна из дылд, заламывая руки.

– Успокойся, Тонхлейн! – рявкнула другая дылда.

Вот ради этой дылды Йойк решил остаться. На принятое решение сильно повлияло ожидание Наказания от этой светлой дылды, которое, несомненно, последует за его предательством.

– Ты говорил, что эта прожорливая железяка работает на всем, что горит? У нас есть бружская клубничная бормотуха!