Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Близятся дни торжества на Черном море для юного Черноморского флота! О, да благословит Бог Ваше шествие в Севастополь и Николаев, да благословит суда, рождающиеся для Черного моря, да благословит Ваши молитвы, Ваши пожелания и Ваши чувства!

Зная, как Ваше сердце моряка возрадуется, молю Бога, чтобы и Ваше сердце Царя возрадовалось такожде, и да будет радость сия плодоносна, и да оправдается она в людях и в делах их!

У нас наступили снова теплые дни с 12 градусами[424] в тени. Доживается зимний сезон, и едущих на Елагинскую стрелку se pointer[425] и se poster[426] уже видимо невидимо.

Нева красивее чем когда-либо, но вообразите наш ужас, когда на днях из ученого реферата, представленного в городскую думу, мы узнали, что по тщательном химическом исследовании вода Ладожская, то есть Невская, оказывается [в] 5 раз вреднее для организма человека, чем вода, признаваемая вредною даже для животных, и что знаменитые фильтры, которые по выигранному городом процессу, Общество водопроводов должно устроить, не только не улучшат качество воды, но по химическим причинам еще ухудшат ее вредное действие! Что же делать, спрашивают с беспокойством. А надо во что бы то ни стало провести в Петербурге для питья ключевую воду[427].

Начав после болезни выезжать, я виделся с некоторыми лицами. Так, на днях застал К[онстантина] Петров[ича Победоносцева]. Узнал от него, что он находится в самых строго нейтральных отношениях к назначению Вышнеградского. Как всегда, поднимая руки горе, К[онстантин] Петр[ович] восклицает: помилуйте, я его всего раз пять видел, а мне все говорят, будто я за него ходатайствовал: одни одобряют, а другие шлют мне анафемы, анафемы, повторяет с пафосом К[онстантин] Петр[ович]. Я говорю: «Помилуйте, я тут ни при чем, не верят!» Я невольно засмеялся, глядя на красноречивые жесты милого К[онстантина] П[етровича]. Да оно так и есть. Назначение Вышн[еградского], о котором продолжают говорить очень много, попало между анафемами одних и сочувствием других, что прямо доказывает живое значение этого действия Царской мысли.

Впрочем, есть и такие суждения. Например Бор[ис] Павл[ович] Мансуров говорит, что это назначение тем, что оно состоялось столь внезапно и без предуведомления о нем [А. А.] Абазы – оскорбительно будто для последнего. Он и М. Н. Островский прибавляют даже, что Абаза покинет свой пост вследствие этой самой обиды. Я смею полагать, зная немного le terraine et la personne d’Абаза[428], что и Островский и Мансуров ошибаются, и Абаза вряд ли расстанется под столь легким предлогом с одним из важнейших государственных постов, а если бы он ушел, то вряд ли этим затруднит положение, так как на его место не трудно найти заместителей, хотя бы, например, тот же Б. П. Мансуров… Впрочем, я склонен думать, что все это сплетни, ибо от двоюродного брата Абазы слышал толк о назначении Вышнеградского еще недели 4 до назначения. Не знаю, писал ли я о другом весьма характерном толке, будто Абаза потому особенно был впечатлен назначением Вышнеградского, что оно расстроило его план кампании, заключавшийся в представлении на ту же должность своего кандидата, весьма красного [К. И.] Домонтовича.

Кстати о Вышнеградском. После периода сплетен настал период более серьезных толков, вызванных его первыми шагами на новом поприще. Тут отрадно отметить уже две маленькие победы, и обе одержанные над министром финансов в Департаменте экономии. Первая победа может быть даже названа не маленькою, если принять в соображение, что речь Вышнеградского всех привела в оппозицию против Бунге, и долгое упорство Бунге, спорившего до изнеможения, и наконец сдавшегося и сложившего оружие. Дело шло о проекте обложения жел[езных] дорог новыми сборами. Против этого проекта, представленного министром финансов, высказал особое мнение [Д. М.] Сольский, с точки зрения государственных интересов. Остальные члены были индифферентны и готовились согласиться с мнением министра финансов. Но затем Абаза пригласил Вышнегр[адского] высказать свое мнение, и тогда Вышнеградский произнес блестящую, говорят, речь в защиту мнения Сольского, в которой с цифрами и данными в руках доказал, что если предлагаемые министром финансов сборы будут приняты, и ими будут обложены жел[езные] дороги, то практическим результатом будет, что этот сбор в 25 % будут платить железные дороги (не гарантированные). А в 75 %, то есть в 2/3 ожидаемой от сбора суммы будет плательщиком казна. После речи Вышнеградского все перешли на его сторону. Бунге, оставшись один, боролся насколько мог, и затем согласился с большинством. Второй exploit[429] нового члена Госуд[арственного] совета был по вопросу о фосфорите, вывозимом из Юга России за границу, в виде камня, из которого добывается состав, под именем superphosphat[430], служащий лучшим удобрением полей. По настоянию Вышнеградского и после его речи решено было единогласно, если я не ошибаюсь, обложить фосфорит 10 коп. с пуда пошлины для затруднения его вывоза за границу в слишком большом количестве.

Еще о Вышнеградском, достоверные эпизоды, характеризующие человечество! Год назад М. Н. Островский говорит одному своему приятелю: «Что это вы так стоите за Вышнеградского, он посредственность!» После назначения Вышнеградского он же говорит Сольскому и К[онстантину] Петр[овичу], что для него назначение Вышнегр[адского] было сюрпризом, о котором он ничего не подозревал, а самому Вышнеградскому он сказал: «Я очень много, очень много про вас говорил Государю!» Вот и разбирайся. Другая черта. В день Пасхи с визитом к Вышнеградскому явились все евреи-банкиры Петербурга, поздравлять с Воскресением Христовым, тогда как прежде большинство и карточек своих не посылало.