Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

горячке гражданской войны статуи своего главного врага — Помпея Магна. Их восстановление было типичным для Цезаря жестом — смесью трезвого и холодного политического расчета, демонстрации своего стремления к примирению с недавними противниками и, возможно, порыва вполне искреннего великодушия…

Кроме того, Цезарь, намного опередив свое время, ввел в Риме «пешеходную зону» — нововведение, направленное на охрану здоровья, слуха и нервов граждан Столицы. Центр Столицы был закрыт для колесного транспорта. улицы, объявленные исключительно пешеходными, были перегорожены солидными каменными пилястрами, через которые можно было проходить только пешком или же на носилках (кого были деньги на носилки и, главное — носильщиков). Кроме того, необходимое для снабжения «Столицы обитаемого мира» продуктами питания и стройматериалами транспортное сообщение было перенесено на ночное время и на ранние утренние часы. Конечно, шум от средств передвижения беспокоил жителей столицы и ночью, мешая им спать и еще чем-нибудь заниматься, но…как говорится, спасибо «потомку Венеры» и на этом…

Не менее энергично Гай Юлий начал поднимать духовный и культурный уровень столичных жителей, граждан «образцового рабовладельческого города». Всем проживавшим и преподававшим в Риме учителям (главным образом — эллинам или эллинизированным азиатам) диктатор широким жестом даровал римское гражданство, чтобы привлечь в «столицу обитаемого мира» как можно больше новых представителей этой профессии, отнюдь не купавшихся в деньгах. Гай Юлий пригласил в Рим целый ряд видных эллинских ученых, что также не способствовало любви к «потомку Венеры» иных твердолобых «староримских» отцов-патрициев. Цезарь намеревался открыть в Риме библиотеки по образцу Пергама и Александрии, а также провести кодификацию римского гражданского права. Последний, весьма важный, в том числе — и для сохранения правовых (а вместе с ними — и духовных) скреп римского государства, проект был осуществлен лишь на позднем этапе существования Римской «мировой» державы — при великих императорах-законодателях Феодосии и Юстиниане. Но именно Гаем Юлием было положено начало созданию единого общеримского правового пространства, ставшего со временем всемирным.

Еще одним весьма благотворным и важным достижением правления Цезаря в качестве пожизненного диктатора была реформа римского календаря по образцу египетского, осуществленная «потомком Венеры» совместно с александрийским математиком и астрономом Сосигеном (или Созигеном). Прежний римский календарь ко времени этой давно назревшей реформы пребывал в самом что ни на есть плачевном состоянии. Никто в Риме давно уже толком не знал, на какой день какой праздник приходится. Точнее говоря — никто, кроме «великих посвященных» — членов жреческих коллегий, порою ошарашивавших ничего не знающих и не подозревающих сограждан-профанов, не посвященных в тайны календарной науки, объявлениями, когда им какой праздник отмечать. Причем иногда сопровождающие тот или иной праздник обряды явно говорили о том, что данный праздник в свое время приходился на совсем другое время года! Кое-как, с грехом пополам, жрецам удавалось сводить календарные «концы» с «концами» посредством введения дополнительного месяца. Реформа Юлия Цезаря раз и навсегда покончила с этими древнеримскими безобразиями и на много столетий пережила своего инициатора. Названный в честь него юлианским, календарь, введенный Цезарем, просуществовал, к примеру, в нашем «Третьем Риме» аж до самого конца 1917 года, а Русская Православная Церковь пользуется им до сих пор.

18. Глухая оппозиция

Что бы кто из нас ни делал, всегда найдутся люди, которым это будет не по нраву. Даже осуществленная при Цезаре реформа римского календаря послужила становившемуся с возрастом все более сварливым (как и многие из нас) Цицерону поводом для язвительных острот. В ответ на замечание своего знакомого о том, что восходит созвездие Лиры, «Отец Отечества» не преминул съязвить: «Да, и несомненно — по высочайшем указу (Цезаря — В. А.)».

К сожалению, вполне в духе этого «острого словца» мыслила и действовала вся сенаторско-демократическая оппозиция. Хотя, возможно, это крайне пассивное движение сопротивления реформам Цезаря и не заслуживало названия «оппозиция». Ведь эти, с позволения сказать, «оппозиционеры» не отваживались ни на активное отрытое сопротивление, ни даже на открытые критические высказывания. Главными характерными особенностями поведения этих достойнейших квиритов, внешне прямо-таки умиравших от смирения, были передача друг другу сплетен шепотом на ухо, так, сказать «кухонные разговоры» и анонимные памфлеты. На большее их не хватало. В конце концов, горький опыт последних лет кое-чему научил «подпольных» критиков режима. «Клементия» диктатора отнюдь не гарантировала безопасность всем и каждому. Гай Юлий порой крайне чувствительно реагировал на самые, казалось бы, невинные издевки и насмешки в адрес своей высочайшей особы. Даже воздаваемые «потомку Венеры» почести порой вызывали с его стороны абсолютно непредсказуемые приступы недоверия. Все это делало ситуацию в глазах «подпольной оппозиции» невыносимой…

С другой стороны, Гай Юлий делал все от него зависящее, чтобы приобрести и обеспечить себе симпатии своих «братьев по классу». Будучи «нобилем» до мозга костей, «до кончиков ногтей» (говоря словами «Вилья́ма нашего Шекспи́ра», посвятившего римскому диктатору одну из своих лучших трагедий — «Юлий Цезарь»), он всеми силами пытался приобрести уважение и авторитет других «нобилей», немалая часть которых по-прежнему отказывала Цезарю в поддержке. К числу этих тщетных, в конечном итоге, попыток относились как возведение некоторых аристократических фамилий плебейского происхождения в патриции, так и амнистия, объявленная «потомком Венеры» сторонникам Помпея, которых Цезарь буквально осыпал подарками и новыми назначениями. Наряду с мерами, принятыми в рамках проводимой диктатором политики забвения, прощения и примирения, были также изданы законы против роскоши и порчи нравов, отвечавшие духу консервативных идеалов, но способствовавшие одновременно росту популярности диктатора среди «великоримского» простонародья, испытывавшего вполне естественную в его жалком положении «социальную зависть» к «зажравшимся» аристократам, и недовольного роскошным образом жизни верхов, нагло выставляемым теми напоказ «нищебродам». «У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает», как пел Владимир Высоцкий (хотя римское простонародье, в отличие от нашего, советского, пило, разумеется, не водку, а дешевое вино, к тому же сильно разбавленное водой — если только и на это пойло у него хватало денег). Тем не менее, представителя сенатской олигархии были очень недовольны тем, что Цезарь старался, по мере сил, угодить всем римлянам (а не только им одним, «оптиматам», то есть «превосходным», «самым лучшим»).

Попытка Цезаря обрести сторонников своего режима и своей политики во всех слоях населения Римской «мировой» державы, оказалась тупиковой. Иначе и быть не могло. Ведь он, по сути дела, никогда и не стремился к коренному изменению общественных и государственных порядков. И поскольку Гай Юлий не намеревался, так сказать, «печь новый пирог», ему пришлось ограничиться попытками ловко и умело перераспределить между «едоками» куски старого. Но каждый новый кусок пирога, который Цезарь добавлял к «пайке»