Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

Я не могла не заметить, что у меня в кухне, хотя она именьше, чем у Пискари, порядка больше. Кист подвел меня к металлическойучрежденческого вида пожарной двери, открыл ее и щелкнул выключателем. Задверью открылась небольшая комната с дубовым полом. Серебристые дверцы лифтаутоплены в стене, другую стену почти полностью занимал широкий вход винтовойлестницы, ведущей вниз. Очень элегантная лестница, и скромный канделябр над нейтихо позванивал в восходящем прохладном потоке. На противоположной стене громкотикали деревянные часы размером со стол.

– Вниз? – спросила я, стараясь не показыватьиспуга. Если Ник не нашел моей записки, подняться по этой лестнице мне уже непридется.

Пожарная дверь тихо закрылась за нами, и я почувствовала,что давление воздуха изменилось. Восходящий поток ничем не пах, почти пустотакак таковая.

– Давай лучше на лифте поедем, – сказал Кистнеожиданно спокойным голосом. Вся его осанка изменилась – он сосредоточился накакой-то неизвестной мне мысли.

И часть моих амулетов мне оставил…

Дверцы лифта немедленно открылись в ответ на нажатие кнопки,и я вошла. Кист встал вплотную ко мне, дверцы закрылись и у меня неприятноприподнялся желудок, когда лифт медленно поехал вниз. Я тут же перебросиласумку наперед и открыла ее.

– Идиотка! – прошипел Кист.

Я тихо взвизгнула, когда он всем телом прижал меня в угол.Пол подо мной вздрогнул, я застыла, готовая действовать. Зубы Киста были вдюйме от моей кожи, демонский шрам пульсировал – я задержала дыхание. Феромоновздесь было меньше, но легче мне не стало. Играй тут еще «музыка для лифтов», ябы завопила.

– Не будь дурой. Ты что, думаешь, здесь камернаблюдения нет?

Мне стало трудно дышать.

– Отпусти меня.

– Что-то не хочется, любимая, – шепнул он, и отего дыхания жгучее покалывание побежало импульсами от шрама и пульс забилсямолотом. – Я сейчас проверю, насколько тебя может завести вот этот шрам утебя на шее… а когда проверю, у тебя в сумочке будет лежать флакон.

Я сжалась, когда он прижался теснее. Запах кожаной одежды ишелка был настойчив и восхитителен. У меня перехватило дыхание, когда Кистносом отодвинул мне волосы, чтобы не мешали.

– Это египетская жидкость для бальзамирования, –сказал он, и я напряглась от его губ, скользящих у меня на шее при произнесенииэтих слов. Я не смела шевельнуться, и будь я честной, я бы призналась, что и нехотела – щекочущие ниточки предвкушения расходились по телу от шрама. –Брызни ему в глаза, и на время ты его отключишь.

Я не могла с собой справиться, тело требовало, чтобы ячто-нибудь сделала. Расслабив плечи, я закрыла глаза и руками стала гладитьгладкую спину Киста. Он замер от неожиданности, потом его руки скользнули ниже,по бокам, взяли меня за талию. Мышцы под шелковой рубашкой напряглись от моихприкосновений. А я подняла руки, ногтями играла с завитком в ямке на шее сзади.Мягкие пряди имели такой ровный цвет, который можно найти только в коробке – онкрасил волосы.

– Почему ты мне помогаешь? – шепнула я, играячерной цепью у него на шее. Нагретые телом звенья сплетены были так же, как ина ножных браслетах Айви.

Я ощутила игру его мускулов, сведенных не желанием, а мукой.

– Он сказал, что я – его наследник, – произнес он,пряча в моих волосах губы от невидимой камеры – по крайней мере, я себеговорила, что для этого. – Он сказал, что я с ним буду вечно, а потомпроменял меня на Айви. Она его не заслуживает. – Голос был искаженстраданием. – Она его даже не любит.

Я закрыла глаза. Никогда мне не понять вампиров.

Не зная сама зачем, я погладила его по голове, перебираяпряди, успокаивая его, а его дыхание превращало демонский шрам у меня на шее врастущие импульсы желания, требующего, чтобы его удовлетворили. Здравый смыслприказывал остановиться, но Киста предали, и я тоже чувствовала, что меняпредали.

У него пресеклось дыхание, когда я провела ногтями под ухом.Издавая низкие тихие звуки, он прижался сильнее. Жар его тела ощущался черезмою тонкую рубашку, и его напряжение становилось глубже, опаснее.

– Бог ты мой! – прошептал он хриплым сорваннымголосом. – Айви права. Оставить тебя несвязанной и свободной отпринуждения – это как тигрицу трахать.

– Придержи язык, – сказала я с придыханием, ощущаяласку его волос на лице. – Мне такие выражения не нравятся.

Я уже мертва. Почему бы не насладиться последними минутами?

– Да, мэм, – ответил он послушно, и голос егопотряс меня готовностью к подчинению, хотя он с силой прижался губами к моимгубам. От этого давления голова у меня отклонилась в угол лифта. Я прижалась вответ, не испытывая страха.

– Не называй меня так, – произнесла я прямо ему врот, вспомнив, что говорила Айви про то, как он любит играть подчиненного.Может быть, встречу с субмиссивным вампиром я переживу.

Он прижался ко мне сильнее, а голову отвел. Я увидела егоглаза – голубые, без малейшей черноты, – всмотрелась в них с захватывающимдух осознанием: я не знаю, что сейчас случится, но молюсь, чтобы оно случилось,что бы оно ни было.

– Дай я это сделаю, – сказал он рокочущим голосом,почти-почти рычанием. Руки у него были свободны, он взял меня за подбородок, недавая двинуть головой. Мелькнули зубы, потом он оказался слишком близко, чтобычто-нибудь можно было разглядеть. И даже капельки страха не было во мне, когдаон снова меня поцеловал, потому что до меня вдруг дошло.

Он не хотел крови. Крови хотела Айви, Кист хотел секса. Ириск, что его желание может обратиться в жажду крови, уступило чувственности,переходящей в бесшабашную смелость.

Губы у него были мягкие, влажно-теплые, и светлая щетинарезко контрастировала с этой мягкостью, усиливая ощущение. С бьющимся сердцем язацепила его ногой под колени и притянула ближе. Он задышал тяжело и часто, и уменя вырвался тихий стон наслаждения. Язык нашел гладкость его зубов, его мышцынапряглись под моими ладонями. Я убрала язык, дразня, заманивая.

Мы отодвинулись губами друг от друга. В глазах Киста, черныхи полных лихорадочного, бесстыдного желания, пылал жар. И все равно страха небыло.

– Дай мне это… – выдохнул он. – Я не прокушутвою кожу, если… – он перевел дыхание, – если ты мне это дашь.

– Молчи, Кистен, – шепнула я, закрывая глаза,чтобы отделить себя, насколько возможно, от этой неразличимой смеси двух разныхжеланий.

– Да, миз Морган.

Это был едва слышный шепот, я даже не знаю, услышала я егоили нет. Во мне росло желание, непобедимое, одолевающее рассудок. Я знала, чтоне надо, но сердце билось птицей, и я погладила его по шее ногтями, оставивкрасные следы. Кистен вздрогнул, его руки опустились к моей пояснице, твердые,ищущие. Жидкий огонь хлынул у меня из шеи, когда он наклонил голову и нашел мойшрам. Резко и сильно звучало его дыхание, волнами наслаждения обдавало меня изего губ.