Когда я вгляделся в твои черты - Victoria M. Vinya

кипящую лаву правого кармана джинсовой куртки и вытащил синюю бархатную коробочку.

Микаса нервно сглотнула, схватила Эрена за руку и засунула её обратно в карман.

― Ты спятил? ― с трепетом пролепетала она.

― Не более чем обычно. И вообще-то нет, это решение я как раз хорошенько взвесил.

― Эрен, мы едва понимаем, что между нами происходит, и я…

― Это враньё! Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что происходит.

― Я замужем.

― Не переживай, это поправимо.

― Ты торопишь события, остынь, прошу. ― Она упёрлась ладонями в его плечи и попыталась смотреть на Эрена со всей серьёзностью, но выходило нескладно, почти жалко.

― Микаса, выходи за меня, и покончим уже с этим!

― Пожалуйста, притормози! В твою шальную голову не приходило, что я, может, вообще не хочу больше замуж? Ни за тебя, ни за кого-либо ещё.

― Сама хоть веришь в этот бред?

― Ты себя вообще слышишь? Напрочь крышу оторвало уже? Мне нужно время разобраться в происходящем, в себе, в конце концов! Перестань на меня давить: ведёшь себя сейчас в точности как Вадим.

― Не сравнивай меня с этим напыщенным упырём с замашками царька!

Микаса поднялась с колен Эрена и отошла в противоположный угол комнаты, выстроив между ними непрошибаемую стену. Её трясло от навалившихся откровений, от застрявших в голосовых связках невысказанных слов. Трясло от отвращения к себе. От невозможности выбраться из плотного кокона, который она прилежно вила с самого детства в недрах тесной спаленки, у кукольного домика под столом.

― Сколько ещё мы будем ходить по кругу? Ответь мне, чёрт побери!.. Знаю, тебе пришлось вынести столько дерьма, что это в голове не укладывается, и мужики постоянно причиняли тебе боль, но я готов пройти с тобой и через это. Да, блядь, если будет нужно, я сам готов отвести тебя к мозгоправу хоть сейчас! Лишь бы ты прекратила вредить себе идиотскими решениями, которыми наступаешь на своё же горло. Потому что сегодня ты пошлёшь меня, а завтра вскроешь себе, на хрен, вены!

По её щекам скатились две большие прозрачные слезы и замерли на подбородке. Микаса была похожа на взъерошенного загнанного в угол зверька. Эрену сделалось страшно и совестно от собственного бескомпромиссного тона. Он медленно встал с кресла и осторожно подошёл к ней, протянув руки, но Микаса громко зарыдала и сползла по стене на пол, закрыв ладонями лицо.

«Ну, вот ты всё и загубил», ― подумал Эрен, глядя на неё с разрывающимся в клочья сердцем.

― Я не хотел, чтобы так случилось. Я кретин, ― надломлено прошептал он и ушёл в кухню.

Воцарилась тишина. Микаса потеряла счёт времени и не понимала, сколько она просидела на холодном полу. Влага на коже постепенно высыхала, мысли становились яснее, и откуда-то с небес к ней опускался голос, укутывая собой всё её существо.

«Кто я для тебя?» ― вкрадчиво спрашивал он её.

Микаса воздела глаза к потолку, но перед ней плыла лишь пустота.

«Кто я для тебя?»

Она поднялась и, держась за стену, бесшумно побрела до кухни. Эрен всё ещё стоял там и цедил у открытой двери балкона сигарету за сигаретой.

«Кто ты для меня?» ― спросила себя Микаса, лаская взглядом его затылок и усталые, понурые плечи. Осмелела и подошла на расстояние вытянутой руки. Он обернулся и стал неотрывно вглядываться в её черты.

― Мне кажется, я должен уйти, ― ровно и мягко проговорил Эрен. Докурил последнюю сигарету и направился к выходу. Повернул в замке ключ, взялся за дверную ручку и припал лбом к лакированному дереву. ― У нас с тобой, наверное, судьба просто такая: я всегда должен уходить…

Лишь очутившись на полотне посеребрённой луной дороги, Эрен позволил себе пролить слёзы. Ноги сами привели его к порогу отчего дома, где горело одно единственное окошко на кухне: «Маме, видать, опять не спится», — решил он и вошёл внутрь.

В прихожей пахло жареными морковью и луком вперемешку с ароматом свежей зелени. Эрен вдохнул глубже, ощутив, как вокруг него сомкнулись тепло и уют. Ему хотелось стать крошечным и свернуться клубком под боком родителей, забыться в безопасности.

— Эрен? — позвала его вышедшая из кухни Карла, на ходу снимая передник. — Ты чего так поздно к нам? Что-то случилось?

Он бросился к матери, обвив её хрупкую фигурку своими большими руками, и опустил голову ей на плечо.

— Мам… — проскулил он в её растрёпанную косу.

— Замамкал вдруг, — своим привычным нежно-ворчливым тоном заметила Карла и погладила сына по лопаткам. — Ну, что такое, родной?

В родительской спальне раздалось шарканье поношенных тапок, скрипнула дверь.

— Любовнички к тебе по ночам шастают? — кокетливо проговорил Гриша, завязывая халат. — Ой…

— Сын это наш, дурень ты старый, — с улыбкой ответила Карла.

— Эрен, у тебя всё хорошо? — Тон отца сделался серьёзным.

— Да. Нет. Не знаю… — промямлил тот.

— Мы можем чем-нибудь помочь? — продолжил Гриша и с сочувствием притронулся к плечу сына.

— Это вряд ли… Никто не умер, если что! — Эрен надсадно рассмеялся. — В масштабах вселенной вовсе не катастрофа.

— Может, чаю? Или ты голоден? — спросила мать.

Эрену сделалось не по себе из-за того, что он беспечно заставил близких беспокоиться о нём.

— Я ничего не хочу. Посидишь просто со мной?

— Ну, конечно. — Карла убрала ему за ухо непослушную прядь, выбившуюся из причёски. — Я всё равно сериал на кухне смотрю под готовку: не спится что-то.

Они просидели вдвоём почти до утра. Поначалу Эрен лишь молча наблюдал за искусными движениями матери, нарезающей овощи и ловко балансирующей между столом, ноутбуком и плитой. Но чем ближе становился рассвет, тем острее он нуждался в откровении. Эрен поделился с Карлой случившимся в обтекаемых формулировках, упуская массу деталей и то, что дело было в предложении Микасе.

***

Она не могла забыть позавчерашнюю ночь, не могла сшить себя обратно из лоскутов, словно изрезанный шарф. Микаса застыла на грани злости и чувства вины ― вины за собственную ложь. Она не признавалась себе в этом и сутки проходила как во сне.

Недавно кончился дождь, и вокруг плескался солнечный свет: струился по узорам на обоях, просачивался сквозь тени в складках штор и проливал лучи на столик у балкона.

Микаса не могла забыть всех грубых слов, что когда-либо наговорила Эрену, а внизу, на улице, смеялись и мечтали дети, спешили по делам взрослые, мир не вращался вокруг её чувства вины, не распадался на части, а продолжал неугомонный бег.

«Он ведь знал всё