Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - Варвара Корсарова

А на левой стороне груди блестела медная пластина — заплатка на смуглой коже, с бледной каймой шрамовой ткани вокруг.

Я опомнилась и отвела глаза.

— Ну же, подойдите! — нетерпеливо сказал полковник.

— Прошу, ваша милость, наденьте рубашку, — пробормотала я, чувствуя, как горят щеки и слезы готовы брызнуть от смущения и страха.

— Да, это несколько… излишне, — неловко сказал отец. — Моя дочь — незамужняя девушка, и, думаю, ей не следует… Мне кажется, господин Морунген, вам достаточно распахнуть ворот.

— Простите, — сказал полковник. — Подумал, что раз вы работали в госпитале и хотели стать лекарем, то привыкли осматривать пациентов.

— Я работала только с детьми. — Я подняла глаза. Полковник уже натягивал рубашку; мелькнула широкая спина, на которой перекатывались от усилий мышцы. От увиденного стало жарко в груди и в голове.

— Ну, теперь-то готовы? Когда вашей стыдливости больше ничего не угрожает? — мрачно поинтересовался полковник.

Я обреченно подошла к рукомойнику в углу, вымыла и высушила руки, стараясь делать все медленно и тянуть время, чтобы собраться с мыслями. Потом подошла к полковнику, взялась за край ворота рубашки и осторожно отвела в сторону.

Металлическую пластину украшала гравировка — тонкая вязь, похожая на цветочный орнамент. Я коснулась ее кончиками пальцев и вновь почувствовала механический перестук.

— Там есть углубление у края. Надавите, и дверца откроется, — произнес полковник. Его дыхание шевелило мои волосы на макушке.

Было очень неуютно и тревожно стоять вплотную к нему и касаться его груди — особенно после того, как он несколько минут назад заставил меня прижиматься к нему всем телом. Я слышала запах разгоряченной мужской кожи — довольно приятный, — горький аромат гвоздики, смешанный с мускусом и медью. Руки задрожали так сильно, что я не сразу нащупала нужное место.

Дверца с легким звоном отворилась. Тиканье наполнило комнату, и перед моими изумленными глазами предстало содержимое грудной клетки полковника. С первого взгляда стало ясно, что устройства такой сложности мне видеть не доводилось.

Тут было все то, что скрывается внутри любых часов или автоматонов: медные кольца с зубчатыми колесиками, пружины, штифты, балансиры. Диски, вилки, анкеры и каретки. Все двигалось, шевелилось, рассыпало голубоватые искры! И было расположено в таком странном порядке, что проследить взаимодействие, сцепление и ход деталей не представлялось возможным!

— Возьми, — благоговейно сказал отец и пододвинул рабочий столик, на котором лежали в ящичке пинцеты, лупы, тончайшие отвертки, щеточки, миниатюрные меха для обдувки пыли, и стоял бутылек с янтарным часовым маслом. Я обернулась, посмотрела в бегающие от волнения глаза отца и призналась упавшим голосом:

— Я ничего не понимаю. Ничего!

— Проверь положение колес на оси и сцепление. Осмотри зубья, пружины. А еще попробуй почистить от пыли и смазать, — пробормотал отец. Он заглядывал мне через плечо. На его лице читалось, что он тоже обескуражен и подсказывает привычные действия наугад.

Полковник стоял смирно. Его грудь мерно поднималась и опускалась.

— Хорошо, — ответила я обреченно. — Пожалуйста, отойди. Ты загораживаешь свет.

Отец послушно отошел.

— Да, я могу немного почистить ваше… сердце, — сообщила я в грудь полковнику. — Но для этого нужно остановить механизм. А это, как понимаю, невозможно.

— Возможно. Кланц говорил, что там два механизма, один дублирует другой. Есть какой-то обводной привод, или что-то в этом роде. Ваш дар может вам помочь?

— Пока он отказывается сотрудничать, — с нервным смешком сказала я.

Дар! Наконец-то в него поверили. Но при каких обстоятельствах! Поверили и сразу заставляют использовать, когда малейшая ошибка может стоить жизни человеку.

Этот дар был моей тайной с самого детства; я гордилась им, ведь он отличал меня от остальных, и любила воображать себя волшебницей, а то и сказочным подменышем эльфов.

Подобное умение видеть скрытое не было чем-то из ряда вон выдающимся. Гадалки и знахари используют его, и давным-давно никто не сжигает людей на кострах за то, что им открываются тайны природы.

Но любой дар надо развивать и тренировать. Те месяцы, что я провела в столице, мало чему меня научили. Доктор Крамер просто не успел мне помочь, да и вряд ли знал, как это сделать. Мы двигались вслепую, наугад. Иногда удавалось видеть пациента так, как будто кожа его была стеклянной, а сосуды и органы были наполнены светящейся жидкостью. Человеческое тело в такие моменты напоминало лист растения, когда смотришь сквозь него на солнце. Но были ли это фокусы богатой фантазии, самовнушение, или каприз природы — точно установить не удалось. Порой я ошибалась, порой угадывала верно. Порой дар не просыпался неделями. А полковник ждет от меня чуда.

Поколебавшись, я взяла самый тонкий пинцет. Подняла руку и тут же опустила. Пальцы дрожали очень сильно и не слушались.

— Не волнуйтесь, — сказал полковник. — Вы меня не убьете. Этот механизм устойчив к случайным повреждениям. В крайнем случае успею добраться к Кланцу в столицу, авось, не откажется быстро исправить вашу ошибку. Но вы ее не допустите.

В ответ я покачала головой. Руки ходили ходуном, спина стала липкой от пота.

— Положите пинцет, — приказал полковник.

Я послушалась.

— Попробуем успокоить ваши пальчики.

Он взял мои руки в свои и крепко помассировал ладони. Очень жестко, я поморщилась от боли.

— А теперь дышите. Вдыхайте, пока я считаю до четырех. Выдыхайте, пока я считаю до семи. Ну! Закройте глаза.

Он отрывисто считал, а я послушно сопела, борясь с желанием вырваться и убежать. Его сильные руки грубо разминали мои ладони, перебирали, сгибали и разгибали пальцы.

— А теперь потрясите кистями, откройте глаза и скажите, как лихой солдат: «Так точно, господин полковник, приступаю к выполнению!»

Я невольно улыбнулась и открыла глаза, и тут произошло то, на что я так надеялась, и что единственное могло спасти меня в этой ситуации.

Мой дар проснулся.

Мастерская, и солнечные лучи, и стоявший передо мной мужчина словно подернулись дымкой, зато с удивительной ясностью предстали все секреты устройства, который дьявольски искусный мастер спрятал в груди живого человека.

Часовой механизм приводил в действие поршни удивительной конструкции — они заменяли камеры сердца, перегоняя кровь. Крепились они к живым сосудам крошечными муфтами из неведомого материала. Хлопали и щелкали клапаны, надувались и опадали мешочки из плотного каучука. Дальше, в глубине, прятался небольшой кристалл, размером с горошину. Время от времени по граням прыгали электрические искры. Его назначение осталось для меня непонятным. Открылся и рисунок аорты, вен, и мелких сосудов; я увидела бледные очертания мышц и костей.