Принц и нищий - Марк Твен

Все присутствующие были предварительно вышколены, целый часим внушали не забывать, что у принца временное помрачение рассудка, и неудивляться его причудам. Вскоре эти «причуды» обнаружились перед ними вполне,но вызвали не насмешки, а только сострадание и грусть. Слугам горько быловидеть, что их возлюбленный принц поражен такой тяжкой болезнью.

Бедный Том брал кушанья прямо руками, но никто не позволилсебе улыбнуться или хотя бы подать вид, что заметил его поведение. Он слюбопытством и глубоким интересом разглядывал свою салфетку, потому что тканьее была очень тонка и красива, и, наконец, простодушно сказал:

— Пожалуйста, унесите ее прочь, чтобы я как-нибудь нечаянноне запачкал ее.

Наследственный подвязыватель салфетки без всяких возраженийпочтительно убрал ее.

Том с любопытством разглядывал репу и салат, а потомспросил, что это такое и можно ли это есть, потому что и репу и салат лишьнезадолго до того перестали вывозить из Голландии как особое лакомство и началивыращивать в Англии. На его вопрос ответили серьезно и почтительно, не выказавни тени удивления. Покончив с десертом, он набил себе карманы орехами; но никтоне удивился такому поступку, — все притворились, будто не замечают его.

Зато вскоре самому Тому пришлось почувствовать, что он допустилоплошность. Он очень сконфузился, так как за весь обед это было первое, что емупозволили сделать собственными руками, и он не сомневался, что сделал что-тоочень неприличное, не подобающее королевскому сану. Дело в том, что мышцы егоноса стали подергиваться. Кончик носа сморщился и вздернулся кверху. Этосостояние затягивалось, и тревога Тома росла. Он с мольбою глядел то на одного,то на другого из окружавших его лордов, даже слезы выступили у него на глазах.Лорды бросились к нему с огорченными лицами, умоляя сказать, что случилось. Томсказал с неподдельным страданием в голосе:

— Прошу снисхождения, милорды: у меня мучительно чешетсянос. Каковы обряды и обычаи, соблюдаемые здесь при этих чрезвычайныхобстоятельствах? Пожалуйста, поспешите ответом, дольше я не в силах терпеть!

Никто не улыбнулся. Напротив: у всех были скорбные,растерянные лица, все смущенно переглядывались, как бы спрашивая друг у другасовета. Но перед ними была глухая стена, и во всей английской истории ничто неуказывало, как через нее перешагнуть. Главного церемониймейстера не было, иникто не дерзал пуститься в плавание по этому неведомому морю, никто неотваживался разрешить на свой риск столь важную, серьезную проблему. Увы!Наследственного чесальщика в Англии не существовало. Тем временем слезы вышлииз своих берегов и потекли у Тома по щекам. Нос все настойчивее требовал, чтобыего почесали, и, наконец, природа прорвалась сквозь преграды придворногоэтикета,[13] и Том, мысленно молясь о прощении, если он поступает не??равильно,облегчил удрученные сердца приближенных, собственноручно почесав свой нос.

Когда обед кончился, один из лордов поднес Тому большойнеглубокий сосуд из чистого золота, наполненный ароматной розовой водой дляполоскания рта и омовения пальцев. Наследственный подвязыватель салфетки всталпоблизости, держа наготове полотенце. Том несколько времени в недоумениирассматривал таз, потом взял его в руки, поднес к губам и с самым серьезнымвидом отпил из него глоток. Потом возвратил его лорду-прислужнику:

— Нет, милорд, это мне не по вкусу. Запах приятный, нокрепости никакой.

Эта новая сумасбродная выходка принца, еще раз доказывавшая,что рассудок его поврежден, болезненно отозвалась во всех сердцах и никому непоказалась забавной.

А Том, сам того не зная, сделал еще одну оплошность:поднялся с места и вышел из-за стола как раз в ту минуту, когда придворныйсвященник встал у него за креслом, поднял руки и возвел глаза к небу, готовясьначать благодарственную молитву. Но и тут никто как будто не заметил, что принцсовершает необычный поступок.

Теперь нашего маленького друга по его настойчивой просьбеотвели в кабинет принца Уэльского и предоставили себе самому. По стенам, подубовым панелям, в кабинете висели на особых крючках различные части блестящегостального вооружения с чудесной золотой инкрустацией. Все эти доспехи принадлежалипринцу и были недавно подарены ему королевой, мадам Парр.[14]

Там надел наголенники, рукавицы, шлем с перьями и всеостальное, что можно надеть без посторонней помощи; он хотел было позватького-нибудь, чтобы ему помогли завершить туалет, но вспомнил об орехах,принесенных с обеда, и, подумав, как весело будет грызть их не на глазах утолпы, без всяких великих наследственных лордов, которые докучают тебенепрощенными услугами, поспешил развесить все эти прекрасные доспехи по местам.Скоро он уже щелкал орехи и чувствовал себя почти счастливым, впервые послетого, как господь бог в наказание за его грехи превратил его в королевскогосына. Когда все орехи были съедены, он заметил в шкафчике несколько книг сзаманчивыми названиями, в том числе одну об этикете при английском дворе. Тобыла ценная находка! Он улегся на роскошный диван и самым добросовестнымобразом принялся за изучение этой науки. Оставим его там до поры до времени.

Около пяти часов Генрих VIII очнулся от неосвежающей тяжелойдремоты и пробормотал про себя:

— Тревожные сны, тревожные сны! Уже недалек мой конец, и сныпредвещают его. Слабеющее дыхание подтверждает предзнаменования снов.

Вдруг злобное пламя сверкнуло в глазах короля, и онпроговорил еле слышно:

— Но тот умрет раньше меня!

Придворные заметили, что король проснулся, и один из нихспросил, угодно ли будет его величеству принять лорда-канцлера, которыйдожидается в соседней комнате.

— Пусть войдет! Пусть войдет! — нетерпеливо крикнул король.

Лорд-канцлер вошел и, склонив колено перед королевскимложем, сказал:

— По указу вашего величества, пэры королевства в парадныходеждах находятся в зале суда и, приговорив к смерти герцога Норфолкского,почтительно ожидают ваших повелений.

Лицо короля озарилось свирепой радостью.

— Поднимите меня! — приказал он. — Я сам предстану пред моимпарламентом и собственною моею рукою приложу печать к приговору, избавляющемуменя от…