Принц и нищий - Марк Твен

«Алебардщики были одеты в черные штаны с бурыми полосками,бархатные шапочки, украшенные сбоку серебряными розами, и камзолы изтемно-красного и голубого сукна с вышитыми золотом тремя перьями — гербомпринца — на спине и на груди; древки их алебард были обтянуты алым бархатом сзолочеными гвоздиками и золотыми кистями. Алебардщики выстроились в две длинныешеренги, тянувшиеся по обеим сторонам лестницы от дворцовых ворот до самойводы. Между этими двумя шеренгами лакеи принца в золотисто-алых ливреяхрастянули плотную полосатую ткань, или ковер. Как только это было исполнено, водворце раздались звуки труб, музыканты, находившиеся в лодках, грянули веселуюпрелюдию, и два церемониймейстера с белыми булавами вышли медленной и величавойпоступью из ворот. За ними следовал офицер с гражданским жезлом; за этимофицером — другой, несущий меч города; затем несколько сержантов городскойстражи в полной парадной форме и с нашивками на рукавах; затем герольдмейстерордена Подвязки в мантии, надетой сверх лат; вслед за ним несколько рыцарейордена Бани, вое с белым кружевом на рукавах; за ними их оруженосцы; потомсудьи в алых мантиях и шапочках; затем лорд-канцлер Англии в открытой спередипурпуровой мантии, отороченной мехом горностая; затем депутация от городскихгильдий в ярко-пунцовых плащах и, наконец, главы различных гражданских обществв полном параде. Далее появились и сошли вниз по ступенькам двенадцатьфранцузских вельмож в роскошных нарядах, состоявших из шелковых стеганых белыхкамзолов с золотыми полосками, коротких плащей красного бархата, на подкладкеиз лиловой тафты, и hauts-de-chausses[15] багрового цвета. Они составляли свитуфранцузского пасла. За ними шли двенадцать кавалеров из свиты испанского посла,одетые в черный бархат, без всяких украшений. За ними следовало несколькознатнейших английских вельмож, каждый со своей свитой».

Во дворце загремели трубы, и в воротах появился дядя принца,будущий великий герцог Сомерсетский, в «камзоле из черной с золотом парчи и вмалиновом атласном плаще, затканном серебряной сеткой и золотыми цветами». Онповернулся, приподнял шапочку с перьями, изогнул стан в низком, почтительномпоклоне и начал спускаться спиною к толпе, кланяясь на каждой ступеньке.

Вслед за тем раздались продолжительные звуки фанфар ивозгласы: «Дорогу его высочеству, могущественному лорду Эдуарду, принцуУэльскому!» Высоко над дворцовыми стенами взвился длинный ряд красных огненныхязыков; послышался грохот, будто гром прокатился; вся огромная толпа народа нареке заревела, приветствуя принца, и Том Кенти, виновник и герой всего этоготоржества, появился на террасе, слегка кивая царственной головой.

На нем был «великолепный белый атласный камзол с нагрудникомиз алой парчи, усеянный алмазной пылью и опушенный горностаем. Поверх камзоланакинут был белый с золотом парчовый плащ с изображением герба из трех перьев,подбитый голубым атласом, испещренный жемчугами и другими драгоценнымикаменьями и застегнутый брильянтовой пряжкой. На шее у него висели орденПодвязки и многие иноземные ордена», — всякий раз, когда на него падал свет,драгоценные каменья сияли ослепительным блеском. О! Том Кенти, рожденный влачуге, взращенный в лондонских зловонных канавах, близко знакомый слохмотьями, нищетою и грязью, — какое зрелище представлял он собою!

Мы оставили Джона Кенти в ту минуту, когда он тащилподлинного, законного принца во Двор Отбросов, а крикливая чернь, радуясь новойпотехе, преследовала его по пятам. Нашелся только один человек, которыйвступился за пленника, но этого человека никто не стал слушать, да вряд ли ктои расслышал его — такой был оглушительный шум. Принц продолжал отбиваться,возмущаясь жестокостью своего угнетателя. Джон Кенти, наконец, потерял и тумалую долю терпения, которая еще осталась в нем, и яростно замахнулся на принцадубиной. Единственный защитник мальчика подбежал, чтобы предотвратить избиение,и удар пришелся ему по руке.

— Что ты суешься? — заревел Джон Кенти. — Вот же тебе,получай!

Непрошенный защитник получил удар дубиной по черепу —раздался стон, темное тело свалилось на землю, под ноги набежавшей толпы. Черезминуту убитый остался лежать один в темноте, а толпа уже мчалась дальше, — этотслучай не омрачил ее веселья.

Вскоре принц очутился в жилище Джона Кенти. Наружная дверьбыла заперта от всех посторонних. При тусклом свете сальной свечи, вставленнойв бутылку, принц едва мог рассмотреть очертания гнусной трущобы и ееобитателей. В углу, у стены, с видом животных, привыкших к жестокому обращению,сидели, скорчившись на полу, две девочки-замарашки и женщина средних лет; они встрахе ожидали побоев. Из Другого угла выползла тощая старая ведьма, седая,растрепанная, со злыми глазами.

— Отойди, не мешай! — обратился к ней Джон Кенти. — Тут унас идет такая комедия, что любо. Ты останься в сторонке, пока не позабавишьсявсласть, а потом уж бей его, сколько хочешь. Поди сюда, милый! Ну-ка, повтори,свои дурацкие речи, если еще не забыл их. Как тебя зовут? Ты кто такой?

От обиды кровь снова прихлынула к щекам юного принца, и онпосмотрел Джону прямо в лицо пристальным, негодующим взором.

— Ты наглец! — сказал он. — Ты не смеешь требовать, чтобы яговорил. Повторяю тебе еще раз: я Эдуард, принц Уэльский, и никто другой.

Старая ведьма была так ошеломлена этим ответом, что ноги еене сдвинулись с места, словно были прибиты к полу гвоздями; у нее даже духзахватило. С глупым недоумением уставилась старуха на принца, и это показалосьее свирепому сыну таким забавным, что он разразился хохотом.

Но на мать и сестер Тома Кенти слова принца произвели совсемдругое впечатление: за минуту перед тем они боялись, что отец искалечитнесчастного, теперь же эта тревога сменилась другою. С выражением горя и ужасаони подбежали к принцу и заголосили:

— О бедный Том, бедный мальчик!

Мать упала на колени перед принцем, положила руки ему наплечи и сквозь выступившие слезы взволнованно глядела ему в глаза.

— Бедный ты мой мальчик! — сказала она. — Твои глупые книжкисделали, наконец, свое недоброе дело и отняли у тебя рассудок. И за что онитебе так полюбились? Сколько раз я предупреждала тебя! Разбил ты моематеринское сердце!

Принц посмотрел ей в лицо и учтиво сказал:

— Твой сын здоров и не терял рассудка, добрая женщина!Успокойся! Отпусти меня во дворец, где он обретается ныне, и король, мой отец,возвратит тебе его без промедления.