Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

Что бы потом ни говорили, желание Алексея было искренним — он давно уже имел стремление оставить мир. Рассказывают, что однажды полководец прогуливался вместе с императрицей св. Феодорой в районе Анфемия, где располагались царские оружейные склады, и облюбовал одно место для строительства нового монастыря. «Каждый, соорудивший святилище, — сказал он царице, — обессмертит свое имя». Конечно, эти слова не следует понимать в светском смысле: желание «обессмертить» имя означало лишь горячее желание Муселе, как и каждого христианина, заслужить жизнь вечную в Царствии Небесном. И вместе они уговорили императора дать разрешение на строительство в этом месте нового монастыря.

Однако радость брачного союза была недолгой: в конце 839 г. Мария внезапно скончалась. Потрясенный горем, Феофил похоронил сестру в серебряной гробнице и начертал на ее стенах слова, что всякий, желающий получить прощение за свои поступки, отныне имеет у ее гроба надежное убежище.

А 9 января 840 г. горе сменилось долгожданной радостью — у царской четы родился сын Михаил, будущий Римский император Михаил III. Теперь уже ничто не удерживало Алексея Муселе в мирской жизни: он втайне от царя принял монашеский постриг и облачился в монашеское платье. Император, конечно, расстроился, но не стал противодействовать Алексею. Он лишь пожелал, чтобы любимый им зять не пребывал в безвестности. Поэтому подарил ему монастырь, построенный недавно Алексеем в Хрисополе[587].

Круг забот и интересов императора был чрезвычайно широк: он всерьез озаботился внешним обликом Константинополя и состоянием благочестия. Сам император по заведенной традиции регулярно совершал выходы в храм Святой Софии, но начал требовать этого от своих вельмож и рядовых обывателей. За время частой смены императоров столица превратилась в настоящий притон для представителей древнейшей профессии, и вот по приказу царя все публичные дома в городе были закрыты, а на месте самого большого из них соорудили вместительный странноприимный дом[588].

В течение короткого времени были восстановлены сухопутные стены Константинополя и проведена огненная сигнальная линия от Киликийской границы до самого царского дворца в столице. При содействии Иоанна Грамматика и его друга Льва, которого впоследствии царь сделает Солунским архиепископом, были реализованы многие интересные идеи, обеспечившие резкий рост византийской промышленности, торговли, искусства. Поощрялась пышность, должная свидетельствовать о благосостоянии народа и могуществе Римского государства. Власть вновь приняла под свое покровительство искусство — византийская поэтесса, инокиня св. Кассия, находилась под личной защитой и попечительством императора Феофила[589].

Замечательный строитель, император Феофил возвел во дворце Кариан хранилище шелка, а рядом построил чудесный памятник своего царствования — Триконх с золоченой крышей. Это здание, воспроизводящее классические античные формы, поддерживалось изящными колоннами, и в него можно было войти с трех входов, один из которых покрыт серебром, а два других — полированной медью. Выход из здания вел в портик Сигма, получивший наименование по сходству с соответствующей буквой греческого алфавита. Крыша Сигмы поддерживалась 15 колоннами, изготовленными из белого мрамора с желтоватыми прожилками.

Спустившись вниз, человек попадал в удивительную залу, замыкающуюся галереей. Рядом строители построили Тетрасер, к которому примыкала Мистирия, где раздавшийся звук возвращался обратно. Перед Сигмой был раскинут роскошный двор, в середине которого стояла медная чаша с краями, покрытыми серебром. Во время царских приемов чаша наполнялась орехами, фисташками и всевозможными сладостями для всех желающих. В широкой части Сигмы были установлены два громадных каменных льва, из пасти которых били фонтаны.

Во дворе надо всем возвышался царский трон. Неподалеку находились специальные залы для клириков царского дворца, а рядом с ними — царский оружейный склад. Все было украшено мрамором и редкими камнями, все сверкало и являло собой полную гармонию.

Императорские покои располагались в специальном месте и были не менее роскошными. Феофил так любил эти комнаты, что жил в них с весны по осень. На южной стороне дворца император соорудил террасы, разбил сады и устроил несколько палат, в том числе и гардеробную, в которой хранились царские одежды. К палатам примыкала молельня с двумя алтарями: в честь Пресвятой Богородицы и Архистратига Михаила. Ниже этого сооружения была построена галерея, откуда открывался вид на Хрисотриклиний. Поблизости находилось еще несколько галерей и палат, в одной из которых жили скопцы, прислуживавшие царским дочерям и императрице. Вокруг стараниями и заботой царя было возведено еще множество построек, поражающих своими грациозностью, блеском и украшениями — к сожалению, позднее они погибли в пожаре. А рядом с ними усилиями дочери императора Феклы была воздвигнута церковь в честь великомученицы Феклы[590].

Едва вступив на трон, Феофил по древней традиции решил оповестить об этом своих соседей, включая воинственных сарацин. Однако смена правителя Римского государства никак не отразилась к лучшему на отношениях с Халифатом. Но не проходило буквально ни одного года, чтобы арабы не нарушали мира между двумя государствами. Пограничная линия арабских укреплений в те годы опиралась на Антиохию и Самосат, где располагались их военные припасы и откуда они организовывали краткие набеги на римские земли. В свою очередь византийская оборонительная линия проходила по территории фем Анатолика, Каппадокия и Харсиан[591].

И в скором времени арабы возобновили набеги на земли Фракии. Они дошли до горы Латра, известной своими монастырями, напали на живущих там монахов и почти всех их перебили. А в октябре 829 г. византийский флот почти целиком погиб в морской битве у острова Фазоса, после чего сарацинские корабли начали грабить Киклады и другие острова. Даже остров Афон подвергся разграблению и опустел на несколько лет. Так что Феофилу пришлось буквально с первых дней решать очень сложные вопросы обеспечения безопасности отечества[592].

Но и правление аль-Мамуна сопровождалось многими волнениями. Сын наложницы, он не пользовался особым расположением жителей Багдада, где предпочитал не задерживаться надолго, а правил из Мерве, административного центра Хорасана. В довершение ко всему аль-Мамун, желавший снискать расположение ортодоксов, заранее назначил своим преемником Али ибн мусу ибн Джафара ибе Мухаммада ибн Али ибн аль-Хусайна, прямого потомка порока Мухаммеда. В знак своего расположения он даже дал тому имя аль-Рид (от арабского «быть довольным»), а свою дочь выдал замуж за сына наследника Мухаммада ибн Али. Ранее, свергая ненавистных Омейядов, Алиды и Аббасиды объединили усилия. Но после прихода к власти бывшие союзники устроили настоящую борьбу за власть уже друг с другом. И в этих условиях любое событие отражалось на противостоянии противников. Разумеется, Аббасиды были возмущены этим решением: трон халифа добровольно передавался потомку Али! Чтобы вернуть расположение родственников, аль-Мамун решил переехать в Багдад. По дороге аль-Рид скончался — говорят, несчастного отравили по тайному приказу самого халифа, посчитавшего, что его первоначальный выбор оказался небезошибочным[593].