Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

В октябре 1964 года прогнали Хрущева. Однако радости по этому поводу я не испытываю. Те, кто занял его место, еще дальше отходят от марксизма. Боюсь, отход этот уже необратим.

Первые ошибки были сделаны еще при Ленине: не была выработана система замены руководящих кадров. При Сталине идея всемирной революции для блага трудящихся была заменена стремлением укреплять одно государство. При Хрущеве от марксизма остались одни слова. Брежнев – никакой не марксист.

В последнее время я думаю о том, что ошибочной была и идея о возможности построения социализма в одной стране, тем более в такой, как Россия.

Сегодня 60 лет революции. Увы, она не победила. Но я верю в ее идеалы. Верят и мои друзья. У нас очень большие финансовые возможности, и мы используем их, когда поймем, что где-то в мире создались предпосылки для третьей революции. Французская буржуазная, Октябрьская антикапиталистическая – будет и третья, социалистическая. Где и когда, не знаю. Но будет. И ей нужны будут средства.

Да здравствует коммунизм!»

– Все это очень интересно, – констатировала Мальвина, – но интересно с исторической точки зрения…

– С практической тоже, – добавил я. – Мы знаем, что у людей есть деньги…

– И очень большие, – уточнила Мальвина.

– Огромные, – согласился я. – Но неизвестно, как к ним подобраться.

– Давай подытожим, что мы знаем?

– Главному фигуранту сейчас должно быть девяносто три года. При всем уважении к кавказскому долголетию трудно предположить, что он продолжает заниматься активной политической деятельностью. Остается думать, что главное действующее лицо теперь – Лоренцо Иглезиас.

– Как его найти?

– Вопрос стоит иначе: можно ли его найти. Давай с самого начала. Почему мы должны верить, что записки сделал сын наркома и действительно ли он его сын? Если это так, то вправду ли его отец оставил воспоминания? И самое главное: точно ли наркому удалось бежать из Москвы?

– Ты хочешь сказать, что записки могут быть подделкой?

– Ты спрашивала себя, зачем они написаны? Нарком – человек, на которого навалено столько, что, если бы он стал писать воспоминания, то в первую очередь попытался бы оправдать себя. Ведь в семьдесят седьмом году ему было восемьдесят восемь. В этом возрасте государственные деятели пишут политические завещания, что-то пытаются объяснить, доказать, а в его положении нужно оправдаться. А он… Подробно описывает свое бегство из Москвы. Неужели это самое важное в его биографии?

– Он просто хотел доказать, что остался жив – и всё.

– Описание бегства занимает вторую часть воспоминаний. В первой он говорит о деньгах. Ему важно рассказать, откуда у него их так много. Мы знаем, что он не блефует и что в распоряжении его, условно скажем, сына большие деньги, вспомни про миллионный перевод Янаеву. Вторая часть – рассказ о бегстве из Москвы. Ему важно объяснить, кому принадлежат деньги. Таким образом, эти заметки – не политическое завещание, а объяснение, откуда деньги, и указание на то, что теперь они законно принадлежат некоему Лоренцо Иглезиасу.

– Что мы знаем о нем?

– Только то, что он или сын Берии, или выдает себя за него. Это для нас не особенно важно. Он претендует на то, чтобы его считали коммунистом. У него или у его товарищей огромная сумма денег. Они готовы потратить их на коммунистическое движение. Но не знают как. Отсюда их неудача с переводом десяти миллионов.

– Но зачем такие секреты с сохранением записок в банке?

– С одной стороны, чтобы доказать политическую чистоту этих денег.

– Относительную.

– Но для марксиста убедительную. С другой, когда появятся люди, которым, по их мнению, следует перевести деньги, они могут дать им путеводную нить, и те пройдут весь путь, который прошли мы. Обрати внимание, рукопись только показывают. Значит, предполагают, что читателей может быть много. Мы преодолели две трети пути… Тот, у кого будет подсказка, пройдет путь до конца и выйдет на Лоренцо.

– И что нам теперь делать?

– Искать человека по имени Лоренцо Иглезиас.

– По открыткам?

– Да.

* * *

Открытки мы изучали недолго. Две поздравительных новогодних без текста. На первой герб города Цюриха и дата 1982, на другой вязью строчки из песни по-немецки «O mein lieber Augustin, Augustin, Augustin» и золотыми вензелями та же дата – 1982.

– Итак, надо ехать в Цюрих, – начала Мальвина.

– Найти там улицу Аугустин, – продолжил я.

– И постучаться в дом номер 1982, – закончила Мальвина.

Я не очень был уверен в том, что дом должен иметь номер 1982, но то, что надо искать улицу Аугустин в Цюрихе, казалось мне очевидным.

На следующий день мы снова отправились пароходом до Лозанны, оттуда поездом до Цюриха.

В гостинице «Ригихоф» на Университетштрассе, где мы остановились, оказался хороший ресторан. Но меню только по-немецки. И так как из всех блюд я понял только «Винершницель», то ни у меня, ни у Мальвины выбора не было.

После обеда посмотрели на часы. Ровно три.

– Вернемся в отель или начнем поиск? – спросил я, зная ответ.

– Будем искать.

Проверить предположение Мальвины относительно дома номер 1982 на Аугустин-штрассе не представилось возможным, ибо такой улицы в Цюрихе не оказалось. Стали искать улицу Святого Аугустина. Тоже нет. Очевидно, этот святой в Цюрихе уважением не пользовался.

И путь назад: поездом до Лозанны и пароходом до Эвиана.

– Завтра плывем в Монтрё? – спросила за ужином Мальвина.

– Не знаю, поможет ли нам Миша, но попытаться надо.

* * *

Миша сидел на той же скамейке, где обычно. Как все-таки хорошо, что люди не меняют своих привычек!

– Где вы припарковали ваш новый «роллс-ройс?»

По нашим лицам он понял, что нового «роллс-ройса» у нас нет.

– Ничего не нашли?

– Нашли очередную загадку.

Я показал ему фотоснимки обеих открыток. Думал он недолго:

– Вы уже были в Цюрихе и искали улицу Августин. И не нашли. Вы искали улицу Святого Августина и тоже ничего не нашли.

– Все было именно так.

– Я бы удивился, если бы было не так. Тот, кто задает вам загадки, не любит простых решений. Но его нужно перехитрить. Хотя нет, не надо. Надо просто догадаться, что он придумал. Как я понял по предыдущей загадке, он марксист или хочет им показаться. Это не одно и то же. Если он марксист, то загадка должна быть глубокой, если немарксист, то поверхностной. У вас есть лист бумаги?

Я кивнул. Мальвина вытащила из сумки блокнот.