Последний ход за белой королевой - Олег Агранянц

– Тогда пишите адреса. Для марксиста Цюрих знаменит только тем, что там жил Ленин. Кстати, вы знаете, в Цюрихе Ленин чуть не встретился с Энгельсом: двумя годами разминулись. Итак, пишите: Гейгергассе, семь – это первая квартира Ленина. Вам повезло, вы попали на марксиста. Настоящие марксисты вообще вещь редкая, а в России их всех извел Сталин. Пишите дальше: Шпигельгассе, четырнадцать. Здесь Ленин прожил долго. Там сейчас мемориальная доска. Посмотрите повнимательнее, нет ли поблизости ресторана или бюро с названием Августин. Кульманштрассе, десять. Это последняя квартира Ленина.

– Неужели вы все это помните?! – удивилась Мальвина.

– Вы хотели сказать: зачем я это помню. Я отвечу. Я провожу экскурсии по ленинским местам Швейцарии. Много на этом не заработаешь, а так, для души. Последнее время приезжает много китайцев. Русских почти нет. Но это временно. Пока их там в России жареный петух не клюнул. Хотя, знаете, что я вам скажу: Ленин – это уже история. И он был историей полвека назад. А в России из него сделали икону. Ну, пусть икону, ладно, а то ведь норовили учить людей по его книжкам. Это все равно, что учить физику по учебникам девятнадцатого века. Ни электричества, ни телефона. Вот и дотелефонились…

Поезда из Лозанны в Цюрих отходят каждый час.

В поезде Мальвина заявила, что коли уж в поезде есть вагон-ресторан, то не воспользоваться этим было бы опрометчиво. И заказала обед из трех блюд. Не успела она приступить к супу, как вагон начало бросать в разные стороны, да так сильно, что потребовалась недюжинная сноровка, чтобы не опрокинуть содержимое тарелки. А я размышлял вслух:

– Надо проверить не только дома, где жил Ленин, но и дома, номера которых начинаются с единицы, двойки, девятнадцати и восьмидесяти двух.

– Почему? – спросила Мальвина, продолжая заниматься эквилибристикой с тарелкой.

– Помнишь: Цюрих и год 1982. А может быть, это не номер дома, а номер дома и квартиры? Дом один, квартира девятьсот восемьдесят два. А так как у него все наоборот, может быть, дом номер два или девять и квартиры двести восемьдесят один или восемьсот девяносто один.

– Тогда уж надо проверить и дом номер девятнадцать, квартира восемьдесят два и дом номер двадцать восемь, квартира девяносто один.

Я согласился.

– Кого будем спрашивать?

– Господина Лоренцо Иглезиаса.

– А при чем здесь Августин? – И она снова умудрилась не опрокинуть тарелку.

– Ты права, будем спрашивать господ Аугустина и Лоренцо Иглезиасов.

* * *

И снова гостиница «Ригихоф» на Университетштрассе.

– Переночуем, а завтра на свежую голову отправимся по ленинским местам, – решила Мальвина.

Я согласился.

Поднялись в номер. Такой же, как в прошлый раз.

– Как мне показалось вчера в ресторане, с немецким ты не на дружеской ноге, – констатировала Мальвина.

Когда-то в университете я целых два семестра посвятил языку Гете и теперь мучительно составлял простейшие фразы.

– Ich suche Herrn Augusto und Lorenzo Iglesias. Ob diese Herren in Ihrem Haus leben?

Заслышав немецкую речь, – а произносил я немецкие слова с интонацией фюрера из советского фильма – Мальвина обалдела:

– Что это значит в переводе на русский?

– Это означает, что я ищу господ Аугусто и Лоренцо Иглезиасов. И спрашиваю, не живут ли они в этом доме.

– И ты каждый раз заставлял меня есть венский шницель! При таком знании языка!

Утром мы плотно позавтракали за счет отеля и на всякий случай расплатились за номер.

Решили начать с Кульманштрассе, благо по карте она была рядом. И действительно, Кульманштрассе оказалась в одном квартале от гостиницы.

Неширокая, прямая, без трамваев и троллейбусов, Кульманштрассе встретила нас дождем, мелким и холодным. Мы сразу же вышли к самым большим номерам. Последний – 103. Стало быть, ни дома номер 182, ни, тем более, 198 там нет.

– Пойдем до конца улицы, посмотрим, какие дома нам подойдут, – предложила Мальвина.

Идти пришлось долго. Мы прошли мимо сквера, разбитого на месте интересовавшего нас дома номер 82.

– Одним домом меньше, – вздохнула Мальвина.

Солидные, стоящие вплотную друг к другу шести-семиэтажные дома с балконами, уставленными цветами, и табличками у входа, указывающими, что здесь проживают врачи или адвокаты, сменились постройками пониже с витринами скромных магазинчиков, такие у нас называют районными.

Мы шли быстро, но прохожие обгоняли нас. У каждого города свой ритм. У жителей Цюриха, как и у жителей больших швейцарских городов, особый швейцарский ритм. Они идут очень быстро, потом вдруг как вкопанные останавливаются перед светофором или просто перед переходом. Мальвине это не нравилось:

– Как бег с препятствием.

– Тем не менее. Чтобы не выделяться на улице незнакомого города, надо идти в том же ритме, что и все.

– Так тебя учили?

Я не ответил и показал на дом 10. Там жил Ленин.

– Небогатенько жил, – отметила Мальвина, разглядывая неказистый домик с балконами. – Зайдем?

– Сперва дойдем до начала улицы.

Оказалось, что шли напрасно. Ни в доме номер 1, ни в доме номер 2 квартир с трехзначными номерами не было.

– А дом девятнадцать мы пропустили, – вспомнила Мальвина.

Пришлось возвращаться. Но тоже напрасно. Такого дома не было вообще. Я зашел в булочную в доме 17.

– Мне нужен дом номер девятнадцать.

– Вы ошиблись, господин. Дома девятнадцать нет уже почти двадцать лет.

– Но это Университетштрассе? – мне нужно было показаться не полным идиотом.

– Нет, любезный господин. Это Кульманштрассе.

Остается дом, где жил Ленин.

На подоконнике в окне на втором этаже красовались горшки с яркими цветами.

– Помнишь? – спросила Мальвина.

Еще бы не хватало, чтобы напротив был магазин, где продают птиц.

– Все равно звони, – распорядилась Мальвина.

Я нажал кнопку интерфона возле указания квартиры номер 1. Молчание. Нажал кнопку у квартиры 2.

Мужской голос что-то спросил, скорее всего, по-немецки. На всякий случай я поинтересовался, говорит ли он по-французски. Оказалось, говорит.

Я спросил, не проживает ли в доме герр Аугусто Иглезиас или его родственник герр Лоренцо Иглезиас.

Голос быстро ответил, что, насколько ему известно, такие герры в доме не проживают, но для верности надо обратиться к фрау Маризе, в квартиру 22.

Фрау Мариза тоже говорила по-французски. И вполне авторитетно объяснила, что живет здесь очень давно и совершенно уверена, что такие люди в этом доме никогда не проживали. Я хотел было спросить, не проживал ли в этом доме герр Ульянов, но потом вспомнил про цветы на подоконнике и передумал.