На пороге прошлого - Юлия Цыпленкова

дорогая. Только никому ни слова, поняла? Незачем народ смущать и тревожить.

– Даже думать о твоих словах не буду, – заверила меня женщина.

– Умница наша, – широко улыбнулась я. После звонко поцеловала в щеку и направилась к выходу из дома.

– Куда идешь-то? – спросила Сурхэм мне в спину. – Что на Ветре будешь кататься, вижу. А куда поскачешь?

– Недалеко, дорогая, скоро вернусь, – заверила я и, прежде заглянув в спальню и послушав умиротворяющее сопение довольного жизнью дайнанчи, покинула дом.

Впрочем, дальше двора не ушла. Попросту хотелось ненадолго остаться наедине с собой и продумать скорую беседу.

– Хм…

Мысли сами собой утекли прочь от намерений, и я вспомнила то, чему стала незримым свидетелем, а точнее визит в Холодный ключ. Уриншэ сказал, что к ним приезжал младший каанчи из Долгих дорог. То есть, пока Шакин осматривает Айдыгер, вникает в устройство служб, изучает новые порядки в нашей армии, смотрит строящиеся крепости, его родня готовится к войне с дайнатом… Все-таки шпион? Или же имеет собственное мнение? Или же Юглус прав и старшему каанчи уготована роль сакральной жертвы?

Если Шакин и вправду отличается мышлением и взглядами от отца и брата, то каан может считать старшего сына неугодным наследником. Или же, напротив, мыслят они все едино, и тогда у нас под боком обосновался опасный враг.

– Любопытно…

В это мгновение калитка открылась, и во двор вошел мой телохранитель. Он кивнул, так показав, что всё готово. Улыбнувшись ему, я направилась к воротам. Что ж, гадать более смысла не было, сейчас всё и узнаем. На миг во мне зародилось сомнение. Возможно, стоило сразу отвести, если уж не в допросную, то хотя бы поговорить на подворье ягиров. К чему эти скачки? Но вскоре тряхнула головой и решила, что первая мысль самая верная. Пусть сначала расслабится, а после задам свои вопросы. С этим и покинула наше подворье.

Картина, представшая мне, была совершенно идиллической. Наш гость отличался от ягиров разве что одеждой да прической, в остальном он был своим. Это ясно чувствовалось по непринужденности, с которой он общался с воинами. И меня вновь кольнуло неприятное подозрение. Втерся в доверие? Если так, то ягиры более не воспринимают каанчи как чужака, а значит, могут быть менее воздержаны в словах, менее осторожны и внимательны, когда он рядом.

Однако я могла и ошибаться. Все-таки ягиры оставались ягирами, и скрытность была их выработанной чертой, стояли ли они с каменными лицами, или же весело смеялись. Открывались они только своим собратьям по оружию, и то только тем, с кем жили на одной земле. От остальных всё равно отгораживались незримым щитом. Хоть бы так…

Впрочем, все эти размышления не отразились на моем лице, на нем сияла приветливая улыбка. Выучка, полученная мною сначала от матушки, а после в королевском дворце, была не менее крепкой, чем выучка ягиров. Так или иначе, но лицемерие и некоторое двуличие было неотъемлемой чертой высшего света. Не показывать своего истинного настроения, иметь всегда благожелательное выражение и прочее, и прочее, и прочее. А при Дворе все эти навыки должны быть умножены на десять. Так что наш гость видел перед собой «солнышко Ашити», а не дознавателя, готового к допросу.

– Милости Отца, – произнесла я, обращаясь ко всем разом.

– И тебе Его милости, дайнани, – ответили мне.

Шакин улыбнулся, приветствуя меня, и чуть склонил голову. Однако в глазах его легко читался вопрос. За всё время я почти не уделяла ему внимания. Если встречались на подворье ягиров, конечно же, останавливалась и вела недолгую беседу. Также и на улицах Иртэгена, но никогда не звала его на прогулку или в гости. У меня хватало забот, а каанчи был взрослым мужчиной и мог о себе позаботиться. В конце концов, он не был званым гостем, и я не ощущала своей обязанностью развлекать его.

– Ты удивлен моим приглашением прокатиться, – первой констатировала я немой вопрос. – Не удивляйся, – я улыбнулась как можно более обезоруживающе. – Мне нечасто удается выгулять своего Ветра. И раз уж сейчас выдалось свободное время, то отчего бы не позвать с собой гостя? Мы мало уделяли тебе внимания. Танияр готовится к важному сражению, а я занята делами Айдыгера и сыном.

– Дайнат большой, ему нужна забота, – ответил Шакин. – А я не скучаю, здесь всегда есть чем себя занять.

Рассмеявшись, я согласно кивнула:

– Верно. Человеку, который не любит сидеть без дела, всегда несложно найти его для себя.

– Но я рад, что ты позвала меня, – добавил каанчи. – У меня много вопросов. Сейчас, когда я ко всему привык, мне интересно узнать о твоем родном мире. Расскажешь?

– Разумеется, – теперь моя улыбка вышла более искренней.

Корысти в этих знаниях не было, всего лишь любопытство. И подозревать каанчи еще и как посланца илгизитов я не стала. Алтаах уже давно узнал от меня самой всё, что ему было нужно, а для Кашура само существование другого мира было неинтересно. Ему и прошлое родного мира было без надобности. Всё, что ему было нужно, он знал. Курменай первый из таганов, а он великий каан над каанами.

Однако начать разговор пока не представлялось возможным. Мы шли по улице и, как сами понимаете, встречали иртэгенцев, желавших поздороваться, спросить, рассказать, просто поглазеть. Так что до ашруза добрались не быстро.

– Почему ты никогда не отваживаешь людей? – спросил каанчи, когда мы свернули к обиталищу саулов. – Я несколько раз смотрел, как ты выходишь с подворья. Всегда одно и то же. Они подходят, останавливают тебя, а ты не отказываешь.

– Зачем же мне их отваживать? – искренне удивилась я. – Я люблю тагайни за их открытый нрав, обожаю их любопытство и всегда рада остановиться и поговорить. Если же будет важное дело, не терпящее промедления, тогда люди поймут и задерживать не будут.

– Если любишь наших людей и их любопытство, значит, тебе плохо жилось в твоем мире?

Я вновь в удивлении приподняла брови, а после усмехнулась и отрицательно покачала головой.

– Вовсе нет.

– Тогда выходит, что ты себя чувствуешь как дома? И там тоже такие же люди, как тагайни?

В это мгновение мы остановились перед воротами ашруза, и оттуда вырвался Ветер, едва ли не волоча за собой ашера, успевшего накинуть на саула сбрую. Разговор пришлось прервать, потому что меня ожидала встреча с моим дорогим мальчиком и непременный ритуал. Ветер ворчал, но, разумеется, не так сильно, как после моих исчезновений. Однако для порядка должен был попенять мне за то, что долго не садилась в седло. А мне предстояло успокоить, поворковать