Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

извлечь просвещающие уроки относительно святости жизни или политической добродетели свободы из… из моей службы жана’ата. Кроме того, джентльмены, давайте навсегда оставим эту тему до самого конца нашего путешествия.

Все присутствующие моргая проводили взглядом Сандоса, оставившего комнату, завершив свое выступление. Никто не обратил внимания на Нико, незамеченным стоявшего в углу, когда он также оставил кают-компанию и направился в свою каюту.

Открыв шкафчик над столом, Нико провел краткую инспекцию своих сокровищ и выудил два твердых цилиндра неравной длины: полтора батона припасенной на черный день генуэзской салями. Положив их на стол, он сел и вдохнул чесночный аромат, серьезно задумавшись… Он прикидывал, сколько осталось, сколько пройдет времени до того, как он сможет купить новый запас, и как именно чувствует себя дон Эмилио, когда у него жутко болит голова. Дарить салями человеку, который просто выблюет лакомство, было бы невероятным расточительством. Тем не менее Нико решил, что любой подарок будет приятен, и дон Эмилио может приберечь ее на потом – когда головная боль пройдет.

Люди часто смеялись над Нико, когда он что-то воспринимал слишком серьезно. Они говорили серьезно, и он воспринимал их слова серьезно, a потом смущался, когда оказывалось, что они шутили. Ему редко удавалось заметить разницу между подобного рода шутками и серьезным разговором.

– Это называется иронией, Нико, – объяснял ему дон Эмилио однажды вечером. – Ирония часто заключается в том, что смысл шутки противоречит смыслу слов. Чтобы понять шутку, надо удивиться, а потом посмеяться разнице между тем, что якобы думает человек, и между тем, что он говорит.

– Значит, это ирония, когда Франс говорит: «Нико, ты умный пацан»?

– Может, и так, но он может так говорить, чтобы посмеяться над тобой, – честно признал Сандос. – Ирония будет, если ты сам в шутку скажешь: «Я умный парень», потому что считаешь себя глупым и многие другие люди так считают. Но ты не глуп, Нико. Ты учишься медленно, но усваиваешь знания основательно. Если ты что-то понял, то понял надежно и не забудешь впредь.

Дон Эмилио всегда говорил серьезно, так что Нико мог расслабиться и не искать в его словах скрытую шутку. Он никогда не смеялся над Нико, охотно тратил на него свое время и помогал ему запомнить иностранные слова.

Подобная доброта, с точки зрения Нико, вполне стоила половину салями.

В данный момент Эмилио Сандос в последнюю очередь нуждался в посетителях, но когда он отреагировал на стук в дверь нелюбезным: «Отвали!» – шагов не послышалось, и он понял, что стучавший намерен ждать ровно столько, сколько потребуется. Он со вздохом отворил дверь и без особого удивления обнаружил за ней в кривом коридоре Нико д’Анжели.

– Buon gίorno, Нико, – промолвил он терпеливо. – Боюсь, что сейчас я предпочел бы остаться в одиночестве.

– Buon giorno, дон Эмилио, – любезным тоном проговорил Нико. – Боюсь, что у меня очень важное дело.

Эмилио глубоко вздохнул, едва не скривился от острого запаха чеснока, но тем не менее отступил от двери, приглашая Нико войти. И, как было в его обычае, тут же отодвинулся в дальний конец своей крохотной каютки и уселся на постель спиной к переборке. Нико присел на край рабочего кресла, а потом нагнулся вперед, чтобы положить половину батона салями в ногах его койки.

– Дон Эмилио. Я бы хотел сделать вам такой подарок, – произнес он без какого-либо объяснения.

С серьезным выражением на лице, неглубоко дыша, Эмилио произнес:

– Спасибо тебе, Нико, за такую заботу с твоей стороны, однако я больше не ем мяса…

– Я это знаю, дон Эмилио, дон Джанни сказал мне: потому что вам нехорошо оттого, что вы ели младенцев руна. А эта салями была всего лишь свиньей, – напомнил Нико.

Эмилио, невзирая на все обстоятельства, улыбнулся:

– Ты прав, Нико. Это была всего лишь свинья. Спасибо тебе.

– А как сейчас ваша головная боль? – встревожился Нико. – Можете приберечь ее на потом, если вас сейчас уже тошнит.

– Спасибо тебе, Нико. Я принял лекарство, боль прошла, и меня больше не тошнит. – В словах его было больше уверенности, чем в ощущениях: запах чеснока сделался удушающим. Однако для Нико этот подарок явно имел огромное значение, поэтому Эмилио соскользнул с постели и обеими руками принял салями в знак своей полной благодарности за подарок.

– Мне было бы приятно разделить твой подарок с тобой… – произнес он, – у тебя есть нож?

Кивнув, Нико достал карманный нож и застенчиво улыбнулся: событие редкое и удивительно вдохновляющее. Эмилио деловито развернул салями, причем без особого труда, потому что в тот день руки его были в порядке. Нико забрал у него колбасу. Направив лезвие к большому пальцу, он с большой осторожностью отхватил от конца батона два тонких кружка.

И Эмилио обнаружил, что принимает один из них с той же торжественностью, с которой прежде принимал освященную гостию. Это всего лишь свинина, напомнил он себе и по прошествии некоторого времени сумел проглотить мясо.

Нико жевал свой кружок, улыбаясь сальными губами, но наконец вспомнил о том, что давно уже собирался сказать.

– Дон Эмилио, – начал он, – я хочу, чтобы вы освободили меня от греха…

Сандос покачал головой:

– Нико, тебе придется пойти исповедаться к кому-нибудь из священников. Я не имею теперь права принимать исповедь.

– Нет, – возразил Нико, – не как священник. Вы сами должны простить меня. Дон Эмилио, мне очень жаль, что я избивал вас.

Эмилио с облегчением произнес:

– Ты всего лишь делал свое дело.

– Это было скверное дело, – настоятельным тоном произнес Нико. – Простите меня за это.

Никаких ссылок на приказы Карло. Никаких самооправданий.

– Нико, – произнес Эмилио спокойным и официальным тоном, которого требовала ситуация. – Я принимаю твои извинения. Я прощаю тебя за то, что ты избивал меня.

Нико с напряжением произнес:

– За оба раза?

– За оба раза, – подтвердил Эмилио.

Нико воспринял эти слова с торжественной радостью:

– А вашу морскую свинку я отнес к своим сестрам. Дети обещали позаботиться о ней.

– Это хорошо, Нико, – не сразу произнес Эмилио, удивленный тем, насколько утешительно ему было узнать такую новость. – Спасибо тебе за то, что ты так поступил, и особенно за то, что сказал мне сейчас.

Воодушевленный, Нико спросил:

– Дон Эмилио, как вы считаете, чем мы собираемся заняться на этой планете… неужели скверным делом?

– Не знаю, Нико, – признался Эмилио. – Когда я в первый раз оказался там, мы очень хотели быть хорошими и делать правильные поступки, но все пошло прахом. На сей раз нас ведут на Ракхат далеко не самые… чистые мотивы. Но как знать? Быть может, невзирая на