Приятный кошмар - Трейси Вульф

– А оттуда ты переносишь их прямо на гобелен, – спрашивает Реми, хотя вид у него такой же встревоженный, как наверняка и у меня самой. Он продолжает то и дело оглядываться по сторонам, будто ждет чего-то, а я не могу не заметить свечения, говорящего о том, что среди призраков появились мерцающие сущности.

– Не совсем, – отвечает Джуд. – Кошмары не могут попасть на гобелен прямиком.

– Как это? – изумленно спрашивает Саймон. – Тогда зачем вообще нужен гобелен, свитый из кошмарных сновидений?

– Почему они не могут попасть на него прямиком? – спрашивает Моцарт.

– Это кажется мне нелогичным… – начинает Эмбер.

– Когда он попал на этот остров, ему было семь лет! – говорю я достаточно громко, чтобы меня услышали они все. – Ему было всего семь лет, и учить его было некому. Так что, если вы недовольны тем, как работает гобелен, вы должны обратиться по этому поводу к тому, кто его создал!

Я однозначно произношу это достаточно громко для того, чтобы завладеть их вниманием, и они все как один поворачиваются ко мне, причем Моцарт поднимает брови, а уголки рта Эмбер приподнимаются в едва заметной самодовольной улыбке.

Но, к сожалению, мой повышенный голос привлек также внимание находящихся в зале призраков и мерцающих сущностей, которым моя вспышка, похоже, пришлась не по вкусу.

Глава 74

Вычеркни меня из списка сменщиков

– Человек, который создал его, мертв, – тихо говорит Джуд голосом, лишенным каких-либо эмоций.

– Тогда почему ты сам не можешь изменить его? – небрежно пожав плечами, спрашивает его Луис. – Иными словами, какой смысл быть принцем, если ты не можешь делать, что хочешь?

При этих словах Иззи резко смеется, но, когда мы поворачиваемся и смотрим на нее, она просто пожимает плечами и снова начинает играть с кинжалом, украшенным драгоценными камнями, поскольку уже закончила подрезать им свои ногти, напоминающие хищные когти.

– Если ты не переносишь кошмары прямо на гобелен, то что же ты с ними делаешь? Просто носишь их все на своей коже? – Реми показывает на черное волнистое пушистое подобие веревки, которое медленно ползет вверх по щеке Джуда.

Я смотрю на эту отметину как завороженная, пока Джуд не трет свою челюсть и веревка опять не скрывается под его футболкой. Как же получается, что он теряет над ними контроль, если они так легко подчиняются ему?

– Для этого их слишком много. Я храню их, а затем – когда их становится слишком много – они превращаются в чудовищ. Вот эти чудовища и переносятся на гобелен. – Он замолкает и качает головой. – Чудовища под кроватью – это не просто детские выдумки. Это воплотившиеся кошмары.

Его слова взрываются во мне как бомба, когда их смысл доходит до меня.

– Ты хочешь сказать, что чудовища в зверинце – змееподобное чудище, тварь, похожая на огромного кальмара, и криклеры – находятся там из-за тебя?

Я почти выкрикиваю последние слова, потому что ничего не могу с собой поделать. Несколько лет моей жизни эти твари мучили меня, и все это мне ужасно не по вкусу.

Теперь понятно, почему они не атаковали его. Как-никак он их создатель.

От этой мысли меня пробирает дрожь.

И, похоже, в своем неприятии этого я не одинока.

– Постой, постой, мистер Франкенштейн, – говорит ему Луис. – Выходит, ты создаешь монстров, которые регулярно пытаются прикончить девушку, по которой ты сох последние три года, и тебе никогда не приходило в голову, что эту систему, возможно, надо поменять?

– Луис! – Я сердито смотрю на него, как бы говоря: – Какого хрена?

– Что ты так смотришь на меня? – Он обиженно вскидывает ладонь. – Ты можешь злиться на меня, Клементина, если тебе того хочется, но я просто называю вещи своими именами. Все эти три года не он помогал тебе в этом чертовом подвале. И не он все это гребаное время латал тебя после твоих визитов туда. Так что да, я чертовски зол на него из-за того, что он сделал с тобой.

Сперва Джуд ничего не говорит, но, когда он поворачивается ко мне, я вижу в его глазах раскаяние и чувство вины. Он сжимает зубы, и к этим чувствам прибавляется мука.

– Прости, – наконец шепчет он.

И тут я понимаю то, чего не понимает Луис, – что Джуд не оставлял меня одну, во всяком случае, не так, как это себе представляет мой лучший друг. Очень часто в те дни, когда я кормила криклеров, он приходил туда тоже, только до меня.

Потому что я невольно вспоминаю, как часто видела какую-то тень, мчавшуюся по темному коридору, или черное худи, скрывающееся за углом. Тогда я думала, что мне это либо чудится, либо это призрак, но все это время это был Джуд. Так что я была не одна.

Неудивительно, что бывали дни, когда у криклеров уже имелись полные миски еды и воды. Их наполнял Джуд, чтобы это не приходилось делать мне – и чтобы я получила только один или два укуса вместо обычного десятка или около того. А я ни о чем и не подозревала.

Я смотрю на эти последние три года новыми глазами и обнаруживаю, что они были совсем не такими, как я думала прежде. Что-то размыкается внутри меня, и еще одна цепь, мешавшая мне доверять Джуду, медленно уползает прочь.

– Ничего, – шепчу я. – Я понимаю.

– А я нет, – фыркает Луис.

Я бросаю на него предостерегающий взгляд. Он складывает руки на груди и закатывает глаза.

Но тут я вспоминаю красное пятно, быстро пронесшееся мимо нас вчера перед тем, как нас окружили призраки.

– Это ты был вчера в подземелье? – шепчу я.

– Нет, я… – начинает Джуд, и на его лице отражается тревога, но тут Саймон перебивает его.

– И как же ты создаешь этих чудовищ? Для этого что, есть какая-то формула или…

– Не знаю, – отвечает Джуд. – Их создаю не я.

– Как это не ты? Что ты хочешь этим сказать? – удивляется Эмбер. – Кому же, черт возьми, ты можешь доверить стряпанье этой жуткой нечисти?

– Мне было семь лет, когда я прибыл сюда, – напоминает он ей. – Ты бы доверила семилетнему ребенку создавать этих чудовищ? Поэтому за эту работу взялась мать Клементины и все это время делала ее.

Мне казалось, что после всего того, что произошло за последние двадцать четыре часа меня уже ничем невозможно потрясти или поразить. Но оказывается, я ошибалась, потому что мое сознание никак не может переварить то, что он сейчас сказал.

Выходит, это моя мать сотворяет чудовищ