Полцарства - Ольга Покровская

– А где ты был, когда я связалась с нелюдем? – усмехнулась Ася. – Когда я его в приют привела? Ты у нас прославленный диагност – как же не разглядел? Как мог допустить эту мерзость ко мне в жизнь? Если и тебе нельзя доверять – то кому? Кому? А раз некому – то я буду защищать свой мир своими зубами!

– Зубами! С ума ты сошла! Ты зверь разве? – крикнул Саня.

– Александр Сергеич, оставьте человека в покое! – вступился наблюдавший за сценой Курт. – Тут просто во всей этой ситуации надо поправить один винтик, и я знаю какой. Я завтра поправлю – и всё пройдёт. И вернётся наша прежняя Ася.

Брат и сестра с недоумением взглянули на говорившего.

– Ты? – переспросила Ася. – Ты поправишь? Господи, ну надо же такое придумать! – И вдруг расхохоталась взахлёб.

– А почему бы нет? – вовсе не смутившись Асиного смеха, сказал Курт. – Ребят, я тоже за это время кое-что понял!

– Да ты ведь ноль! Такой же ноль, как я! Только ломать умеешь! – закручиваясь в истерику, хохотала Ася. Ещё несколько секунд смех бил и гнул её, как недавний шквалистый ветер – деревья, и наконец смешался с рыданием, таким, что ей с трудом хватало мгновения между спазмами – вдохнуть воздух.

– Ася! Прекрати! Прекрати, ты слышишь меня! – встряхивал её Саня. – А ну посмотри на меня! Что мне, по щекам тебя бить? Женька, быстро воды!

Через пять минут Ася, розовая от слёз и досады на свою слабость, взяла пакет, кофту и, ни с кем не простившись, нырнула на орешниковую тропу.

– Александр Сергеич, останетесь с Пашкой? – спросил Курт, цепко глядя ей вслед. – Побудьте, он вас хоть уважает. А я Асю провожу. Доведу до самой квартиры, Софье в руки передам, даже не волнуйтесь!

Саня потёр лоб. Конечно, это он должен был побежать за сестрой. Но Курт прав – бросать Пашку нельзя. Один Бог ведает, что у него сейчас на уме и в сердце.

Вздохнул тяжело, без облегчения, и кивнул:

– Ну, беги.

Саня обнаружил Пашку в Танином кабинете, сидящим на низенькой табуретке возле Джерика. Одной рукой он чесал старого пса за ушами, а другой придерживал лежащую на коленях тетрадь по биологии.

Факт добровольного обращения государя к учёбе поразил Саню.

– Ты что это, Паш? – спросил он, с тревогой глядя на его ссутулившуюся фигурку.

– Ничего, – буркнул Пашка. Помолчал и прибавил: – Всё равно уже не успею выучить… Без толку! – И, захлопнув тетрадь, отвернулся.

Саня быстро подвинул табурет и, сев напротив, взял у Пашки тетрадь. Это был справочник по подготовке к ЕГЭ с вариантами заданий и разбором материала.

– Ты всё это знаешь, – возразил он, пролистав. Помолчал и, погладив морду перебинтованного пса, исхитрявшегося приветно вилять хвостом, тихонько сказал: – Паш, давай поговорим!

Тот обернулся и глянул исподлобья. Прозрачно-серые, «драгоценные», как однажды сказала Ася, глаза выразили слабенькую надежду – вдруг Александр Сергеич придумает что-нибудь толковое?

– Вот ты молодец, Достоевского прочёл, это хорошо. Но ты ещё когда-нибудь прочитай «Войну и мир», обязательно, – начал Саня серьёзно, словно рекомендовал важный учебник. – Там есть эпизод, когда врач – ну, просто полевой врач без имени, никак особо не представленный, – после операции целует князя Андрея. Князь Андрей перенёс страдание, он умирает. И вот врач целует его. Вот нам этого жеста не понять, да? Но, мне кажется, ты понимаешь. Таких врачей очень мало. Не важно, кого именно они лечат, людей, животных… Ты должен стать таким врачом, Паша! Должен взвалить на себя этот труд. Понимаешь? Он – твой.

Пашка слушал молча, с жадностью. Он обеими руками стиснул учебник и смотрел на Саню, не отводя глаз.

– Ты должен справиться – ради всех, кого бросили, кого обидели… – говорил Саня, краснея от нехватки подлинных слов. – Прости, я пафосно выражаюсь. Ну а как ещё сказать? Надо справиться, Паша!

Пашка отвернулся, потрогал нос Джерика, нет ли температуры, и снова взглянул на Саню.

– Ну а что я могу? Я вот учу, – сказал он.

– Учи, – кивнул Саня, коротко сжав ладонью Пашкино плечо. – Деду только потом позвони, не забудь! – И со стеснённым сердцем вышел.

Во дворе разжёг костерок – очень хотелось курить. Но огня толком не получилось – один дым. Весь лесной сор был пропитан сегодняшним ливнем. Подумав, что от Пашки вряд ли дождёшься звонка, Саня достал телефон и вызвал номер Ильи Георгиевича.

Старик выслушал вести о занятом биологией внуке рассеянно, без должной радости, на которую рассчитывал звонивший.

– Хорошо, хорошо, слава богу, – сказал он поспешно. Помолчал и прибавил: – А знаешь, Санечка, как-то всё же печёт грудь! Выпил даже нитроглицерину. Если не пройдёт, может, заедешь завтра со своим аппаратиком, снимешь кардиограмму?

– Илья Георгиевич, если печёт, надо вызвать «скорую», – сломленно проговорил Саня.

Старик примолк и, собравшись с духом, переменил тему:

– А я тут разобрал свои наброски, о педагогическом воздействии музыки. Ну, ты помнишь. Перечитал то, что на машинке набрано. И, знаешь, может быть, все вы правы: надо сесть да всерьёз заняться делом? И Паше будет пример! А то кто я для него? Домработница!

– Илья Георгиевич, конечно! Это совершенно правильно! – из последних сил отозвался Саня. – Вы простите меня, я так, на минутку звонил. Не могу сейчас говорить, мне тут ещё нужно…

Они пожелали друг другу спокойной ночи. Саня нажал «отбой», но разговор не закончился. Вместе с дымом игрушечного костра струились и проникали в сознание горькие стариковские мысли. Саня видел душой, будто сквозь стену, как Илья Георгиевич бесцельно обшаркивает свою кухню и комнату, как садится затем в пустоте и осознаёт: последний его берег – семейство Спасёновых – ушёл из-под ног. Внук не звонит. А больше никого и нет. Такая длинная была жизнь. Неужели не к кому прислониться? И, вдруг смирившись, вскакивает, поправляет на диванчике сползшее покрывало и суетливо оглядывается – где бы ещё раздобыть посильных дел унять тоску?

«Докурив» и накрыв костер жестянкой, Саня позвонил сестре – узнать, дома ли она.

– Всё в порядке, – ответила Ася. – Курт меня проводил, а теперь я гуляю с Чернушкой.

– Ася! Иди домой ради бога! Ночь на дворе! Завтра трудный день! – взмолился Саня.

– Нет, мы ещё заглянем к Болеку. У него, по крайней мере, нет аллергии на собак! – строптиво сказала Ася.

Саня не стал возражать. Пусть заглядывают куда хотят. У него больше не было сил на споры.

О ночлеге они договорились так. Пашка расположился на кушетке в Татьянином кабинете, возле Джерика, а Саня отправился ночевать в шахматный павильон.

В отсутствие хозяина Гурзуф бессовестно занял диванчик. Остальные спали на своих подстилках, по углам и под партами. Сломленный весом бессонных суток, Саня не нашёл духу спорить с вожаком. Он сел к столу, прилёг головой на руки и сразу выключился.