Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура - Борис Николаевич Тарасов

со своими истоками и потерявший христианские скрепы, Адамович, подобно Мережковскому, сопоставляет “гетевское” и “паскалевское” восприятие мира. «Природа, как она открывается в опыте, не драматична, не мистериальна. Христианство создалось будто в каком-то воспаленном сознании, а природа возвращает к спокойствию… Кажется, именно это оттолкнуло Гёте, так таинственно с природой сроднившегося, хотя за два года до смерти он и сказал канцлеру Мюллеру, что “это не может быть превзойдено”. Но только морально (…) Но все-таки “это не может быть превзойдено”. Беречь, хранить, охранять стоит только это, – если человек не окончательно еще отупел, не выродился, не сошел с ума».

Христианство для Адамовича есть абсолютная и несравнимая ценность, утрата которой грозит человеку неизлечимой болезнью (ср. у Ф.И. Тютчева – “между Христом и бешенством нет середины”), в свете которой (“чаю бессмертия души”) достигнуто высшее цветение истории и культуры и без которой “не было бы ни Достоевского, ни Паскаля, ни Данте, ни Лермонтова, ни многих других”. Сходство между мышлением Паскаля и Адамовича обнаруживается и в том, насколько французский мыслитель вошел в сознание русского писателя, можно судить по паскалевской оценке последним границ, возможностей и истинного, а не мнимого достоинства разума: «Разум понял, что не все может понять, – и в признании этого великая его заслуга, честь и достоинство его, истинный его “патент на благородство”, а вовсе не повод к насмешкам, в наше время, к сожалению, распространенным». Главное же, однако, заключается в том, что Паскаль оказывается для Адамовича таким духовным авторитетом, который помогает удерживаться от полного и окончательного отчаяния и пессимизма и сохранять евангельскую надежду: “Удивительна в Евангелии именно эта победа над безнадежностью: нет положения, из которого, по Христу, не было бы выхода, нет “дна” вообще. В этом смысл – нет смерти.

С. л. Франк и Паскаль

Говоря о специфических чертах русской философии, С.Л. Франк отмечал, что она лишена крайностей рационализма и иррационализма, тяготеет к реализму и онтологизму, основывается на жизненно-интуитивном постижении бытия в духовном опыте, обогащает “познание через переживание”. Эти отличительные особенности отечественной философии характерны и для мысли самого Франка. По словам С.А. Левицкого, Франк «был одним из тех очень немногих философов, которые не только создали оригинальную и стройную философскую систему, но и были исполнены подлинной мудрости – не только ума, но и сердца. Эта мудрость, так сказать, источалась из него, и ею овеяны все его книги и статьи… Франк умел живо чувствовать современность и болеть ее проблемами, но это не мешало ему созерцать бытие “под знаком вечности”, по-новому освещать традиционные и вечные проблемы. В этом отношении можно провести параллель между ролью Тютчева в нашей поэзии и ролью Франка в нашей философии – для обоих характерна погруженность в вечное и зоркость к временному и современному».

Еще в старших классах нижегородской гимназии (под влиянием отчима, проведшего молодость в революционно-народнической среде), Франк увлекся марксизмом погрузился в чтение работ Н.А. Добролюбова, Д.И. Писарева, Н.К. Михайловского, П.Л. Лаврова, сблизился с группой радикальной интеллигенции. Первые годы его обучения на юридическом факультете Московского университета, прошли в кружковых дебатах по вопросам социализма и политической экономии. После студенческих волнений 1899 года он был арестован, лишен права проживать в университетских городах, уехал к родным в Нижний Новгород и затем отправился за границу для завершения образования в Гейдельберге и Мюнхене. В это время он уже подверг переосмыслению свои былые увлечения и написал первый научный труд “Теория ценности Маркса”, в котором критически проанализировал экономическое учение основоположника марксизма. Последующий интерес к неокантианству затмился знакомством с произведением Ф. Ницше “Так говорил Заратустра”. «С этого момента, – писал Франк, – я почувствовал реальность духа, реальность глубины в моей собственной душе – и без каких-либо особых решений моя внутренняя судьба определилась. Я стал “идеалистом”, не в кантианском смысле, а идеалистом – метафизиком, носителем некоего духовного опыта, открывавшего доступ к незримой внутренней реальности бытия». Одним из результатов переживания своеобразной переходности от одной реальности и системы ценностей к другой стал философский этюд “Фр. Ницше и этика любви к дальнему”, опубликованный в получившем широкую известность сборнике “Проблемы идеализма”. Как и у многих представителей религиозной философии начала XX века, мировоззренческая эволюция Франка поначалу шла от марксизма к идеализму, а затем к религиозному жизнепониманию. Она сопровождалась разнообразными штудиями, переводческой работой (“Прелюдии” В. Виндельбанда, “История новой философии” К. Фишера, “Речи о религии к образованным людям” Ф. Шлейермахера и др.) и редактированием совместно с П.Б. Струве журналов “Свобода и культура”, “Русская мысль”. Он также участвует в издававшихся Н.А. Бердяевым и С.Н. Булгаковым журналах “Вопросы жизни” и “Новый путь”, входит в число авторов знаменитого сборника “Вехи”, где в статье “Этика нигилизма” показывает “арелигиозный морализм” интеллигенции, оборачивающийся на деле культурным нигилизмом в религии земного благополучия. Франк обращался и к преподавательской деятельности, в десятых – начале двадцатых (до высылки) годов занимал должности приват-доцента и профессора в Петербургском, Саратовском и Московском университетах. После годичной командировки в Германию он написал принесшую ему известность и признание книгу “Предмет знания”, защищенную в 1916 году в качестве магистерской диссертации. Следующая за ней книга, “Душа человека”, должна была стать докторской диссертацией, но разразившаяся революция помешала ее защите. Летом 1917 года он переехал в Саратов и стал деканом историко-философского факультета местного университета. В начале нэпа Франк вернулся в Москву, где его избрали членом Философского института, отделившегося от университета как особое учебное заведение, и где он вместе с Н.А. Бердяевым основал Академию духовной культуры и стал в последстви ее деканом. В начале двадцатых годов издаются его книги “Введение в философию” и “Очерк методологии общественных наук”.

С 1922 года начинается заграничный период в жизни Франка, когда он в числе других философов, писателей и ученых высылается из Советской России и до 1937 года живет в Германии, где активно участвует в работе Русского научного института и Религиозно-философской академии, основанной Н.А. Бердяевым, читает лекции в Берлинском университете. Затем он переезжает во Францию, а после окончания Второй мировой войны – в Англию. В годы эмиграции он создает такие произведения, как “Живое знание”, “Крушение кумиров”, “Духовные основы общества. Введение в социальную философию”, “Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии”, “Свет во тьме. Опыт христианской этики и социологии”, “С нами Бог. Три размышления”, “Реальность и человек. Метафизика человеческого бытия”.

Большое внимание Франк уделял осмыслению своеобразия традиций русской философской мысли, оказавшей, народу с мировоззрением Плотина, Н. Кузанского, М. Экхарта, Я. Беме большое влияние на формирование его собственной методологии. По его