Мир, который сгинул - Ник Харкуэй

Между собравшимися в этой комнате и корпоративными небожителями есть еще одна инстанция: Исполнительный совет. Он состоит из людей, которым очень хочется попасть в Ядро, и потому они прилагают все усилия, чтобы продемонстрировать свою беспощадность и коммерческую хватку. Тщательно рассматривая идеи, предложенные Комитетом планирования, они отбраковывают слабых котят и оставляют лишь зубастых питбулей. Все собравшиеся (кроме меня) знают членов Исполнительного совета поименно, помнят их хобби, маленькие слабости, любимые напитки и то, как их лучше называть. У Дика Вошберна есть все шансы попасть в Исполнительный совет – если выгорит Проект Любича.

– Смелая инициатива, – роняю я, и комитет принимается дружно кивать и покашливать. – Кто-нибудь уже видел предварительные наработки?

– Весьма многообещающие, – говорит Бадди Кин.

– Более чем, – поддакивает женщина по имени Мэй Мильтон.

Все с надеждой смотрят на меня. Понятно. Ни черта они не знают.

«Проект Любича». Я медленно прокручиваю эти слова в голове. Они мне не нравятся. Нехорошо, что проект идет под именем человека, а не под номером или кодовым названием; особенно нехорошо, что имя принадлежит Гонзо. То есть Агентство тут ни при чем. Им не нужен опыт Джима Хепсобы или переговорное гун-фу Салли Калпеппер. Им нужен исключительно Гонзо. «Тебя подставили». Да, Ронни. Нас подставили. Ты задал правильный вопрос: кому это выгодно?

Бадди Кин говорит о ценах на дома. По-видимому, они растут, и многие сотрудники просят прибавки, чтобы покрыть разницу. Бадди Кин хочет поощрять переезды на окраины города, где недвижимость дешевле. Это приведет к увеличению объемов жилищного строительства (у Компании есть крупное строительное подразделение) и развитию транспорта (за него возьмутся «Джоргмундские дороги»). Конечно, горожане станут дольше добираться до работы, но это, с другой стороны, сэкономит их расходы на досуг. Альтернатива: платить им больше, пусть живут в дорогих районах, жалуются, что им недоплачивают, и поднимают волну недовольств, которые Компании совершенно ни к чему. Кроме того, у людей, проводящих много времени с семьей, возникают ненужные привязанности, они раньше уходят на пенсию, порой заводят детей, чаще просят отгулы и больничные. Те же, кто много работает, не имеют крепких личных связей; Компания для них – весь мир. Мы могли бы понизить квартирную плату и цены на жилье, однако это повлечет за собой потери в процветающем секторе экономики. Как бы то ни было, подобные решения принимает Исполнительный совет, а не Комитет планирования.

Бадди Кин вносит рекомендации Комитета в протокол и кладет его в оранжевый конверт. Конверт отправляется в лоток с надписью «Наверх», а Бадди переходит к теме водоснабжения и санитарных условий. С ними проблем куда больше, чем с жильем. Я всю дорогу киваю и жалею, что пришел. «Проект Любича». Черт, черт, черт!

– Ну как вам? – спрашивает Бадди Кин, когда заседание кончается, и мне можно больше не кивать.

– Потрясающе, Бадди, – тепло отвечаю я. – Нет, в самом деле здорово! Я твой должник.

Правильные слова. Бадди Кин кивает. Услуга оказана, благодарность обещана – все как надо. Члены Комитета вежливо прощаются и жалеют, что не встретили меня первыми.

Я жму руку Мэй Мильтон и тут слышу за спиной шорох бумаг. Старик в красно-коричневом свитере забирает лоток «Наверх» и заменяет его пустым. Я не видел, как он вошел, и теперь понимаю, что в зале есть потайная дверь вроде отдельного входа для прислуги в особняках, которая находится прямо за местом председателя во главе стола. На груди у старика узкая металлическая полоска: «Роберт Крабтри».

– А, вот и наш босс! – весело приветствует его Мэй Мильтон.

Она явно издевается. Мильтон предостерегающе поднимает руку.

– Мистер Крабтри – наш тайный властелин, правда, Роберт?

Темные глаза медленно поднимаются и рассматривают меня из-под тяжелых морщинистых век.

– Я только разношу бумаги, – твердо говорит он.

В мире мистера Крабтри разносить бумаги – ответственное дело. С бумагами не шутят. Впрочем, даже мистер Крабтри не в силах устоять перед обаянием Мэй Мильтон. Она одаривает его широкой искренней улыбкой. Мне приходит в голову, что Мэй Мильтон недолго пробудет в тонкошеях, если будет так себя вести.

– Пф-ф, – говорит Роберт Крабтри (уголки его губ чуть приподнимаются, давая понять, что улыбка Мэй не осталась незамеченной) и катит тележку мимо меня.

Мистер Крабтри видел сотни подобных мне боссов. На следующий год меня либо повысят, либо уволят, прославят или сотрут с лица земли, а единственным напоминанием обо мне будут инициалы, вырезанные на дверце кабинки в женской душевой. Что ж, логично. Однако Роберт Крабтри важен для моей миссии. Уж не знаю как, но Мэй Мильтон показала мне нечто существенное, и я это заметил.

Машу ей и иду за ним. Он не возражает. Я наблюдаю, как Роберт Крабтри ходит по коридорам «Джоргмунда» и собирает оранжевые конверты. Никто с ним не разговаривает, на него даже не смотрят. Он просто есть, крохотный зубец шестеренки. Наконец он приходит в большой круглый зал с дорогим столом посередине. Папоротники (почему здесь всюду папоротники?) осложняют ему проход к столу, не говоря уж о витрине с дорогими побрякушками.

– Зал заседаний Исполнительного совета, – объявляет мистер Крабтри и оглядывается так, словно впервые его видит. Скорее, впервые за сегодня.

Он презрительно косится на побрякушки. Мистер Крабтри не признает мишуры. Она мешает перекладывать бумагу. Он выгружает тележку на стол и складывает конверты стопками. С краю его ждет стопка других, желтых конвертов со штампом «Для Ядра». Он берет их и возвращается в коридор. «Нужны карты и таблицы», – сказал мне Ронни Чжан в темноте возле цирка К. Узнай своего врага. Иди по бумажному следу. И я иду. Мистер Крабтри – мой проводник в чужой стране. Ну, Роберт, где тут карты и таблицы? Праздное любопытство, не хочу тебя отвлекать.

– Приятно было познакомиться, – говорит Роберт Крабтри, не поднимая глаз. Я осматриваюсь. Он сказал это мне. Прощаясь.

Мы подошли к торцу здания. В конце коридора окно, выходящее на Хавиланд и небольшую боковую пристройку. Роберт Крабтри закатывает тележку в маленький служебный лифт и поворачивается лицом ко мне.

– Ядро, – уныло произносит он. Двери закрываются.

Я прислушиваюсь к лифту. Он долго едет вниз – должно быть, на верхний этаж пристройки. Или в офис, окна которого выходят на ее крышу. Я стою в конце коридора, глазея на город и надеясь, что никто меня тут не увидит. Через десять минут двери лифта открываются, и выходит Роберт Крабтри. В его тележке полно зеленых конвертов со штампом «Приказы». Секунду он смотрит на меня, удивляясь, с какой стати я его жду, а потом приходит к выводу, что ему плевать.

– Если собрались липнуть ко мне, как банный лист, – резко заявляет Роберт Крабтри, – то положите руку вон туда. Эти проклятые конверты вечно падают и мнутся, хлопот потом не оберешься.