Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова

Скоро фабрику действительно закрыли, как гробили в те годы многие хорошие предприятия, но Валера успел обеспечить меня тканями на много лет вперёд.

Все описанные события происходили на фоне семейной жизни и неотделимы от неё. Лена выросла, окончила медицинское училище, работала массажисткой. Вышла неудачно замуж, развелась, вернулась в нашу семью с годовалым ребёнком. С годами конфликтность её характера только усугублялась, она сменила невероятное количество мест работы, нигде не уживаясь. В семье её неуживчивый характер создавал, мягко говоря, непростую атмосферу, и я жила в состоянии постоянного нервного напряжения. С разменом квартиры ничего не получилось. Я написала заявление в администрацию онкоцентра, чтобы Лене выделили комнату в качестве улучшения жилищных условий нашей семьи. Его бесконечно волынили, отфутболивали, и конца этому не было видно. И тут мне очень помогла Шура Орлова, с которой я когда-то работала в аптеке и о которой я писала выше. Однажды, совершенно удручённая, я пришла к ней и поделилась своими горестями. Шура всплеснула руками:

– Что ж ты мне раньше не сказала?! Та, что решает жилищные вопросы в нашем онкоцентре, по гроб мне обязана!

Шура пошла к ней, и вопрос с жилплощадью для Лены был тут же решён. Она получила комнату в двухкомнатной квартире в одном из домов, построенных онкоцентром. Шура, можно сказать, спасла меня от нервного истощения, и я ей тоже до конца жизни обязана.

Старший сын Илья попал служить на Северный флот в последний призыв, длившийся три года. Известно, в каком плачевном состоянии были тогда армия и флот. Об этом и без меня много написано. Вернувшись домой в 1992 году, пошёл работать – надо было помогать семье. Благодаря ему выживали. Другие сыновья ещё учились. Потом Алёша окончил техникум. Получил хорошую специальность наладчика станков с числовым управлением. Ни такие станки, ни их наладчики в 90-е годы уже были никому не нужны – предприятия массово закрывались. Выпускникам сказали: «Идите на все четыре стороны». Паша окончил юридический институт, женился. Родилась чудесная внучка. Потом женился Алёша. У него два мальчика. У Лены трое детей: два мальчика и девочка. Словом, жизнь шла своим чередом со своими радостями и печалями. В нашей семейной жизни с самого её начала была ещё одна важная составляющая – деревня Полушкино, в которой семья проводила лето.

Полушкино

Когда возраст моей мамы перевалил за пятьдесят лет, а у сестёр её и того больше, их всех потянуло в родные вологодские края. Мама и средняя её сестра Людмила ещё работали, а старшая, Полина, была на пенсии. Сёстры скинулись деньгами, и Полина в 1970 году поехала подыскивать дом в тех местах. Нашла небольшой домик в деревне Полушкино, в четырёх километрах от родной деревни Боброво выше по реке Великой. И в этот теремок повалила вся родня: сёстры, их дети, внуки, число которых со временем прибавлялось. В доме была одна комната с русской печью и двумя спальными местами, на маленькой повети стояли три кровати, спальные места оборудовали на чердаке и в бревенчатой пристройке, которая почему-то именовалась пришалашкой. В отдельные годы теремок заполнялся отдыхающими под крышу. Многие годы дом поддерживался усилиями и умением Саши Тимохина – зятя тёти Люси. Саша был мастером на все руки: мог дом подвести, отремонтировать его, русскую печь переложить, истопить её и пироги в ней испечь. Его жена, моя двоюродная сестра Галя, вообще не знала, с какого боку к русской печке подойти. Да и желания такого не имела. После смерти Саши выпечку хлеба и пирогов в русской печке взяла на себя его подросшая младшая дочь Марина.

Мы с Валерой и детьми ездили в этот дом первые два лета, а потом купили там же, в Полушкине, дом, годы стоявший без жильцов и числившийся домом на дрова. Стоил он двести рублей. Высокая изба-пятистенка с большой поветью и пристроенным к ней сараем. В доме две половины, и в каждой из них была русская печь. Крыша дома протекала, её перекрыли рубероидом полушкинские мужики, но она продолжала протекать, и Валера каждое лето сидел на ней, безуспешно латая. Так продолжалось почти двадцать лет, пока мы полностью не поменяли крышу и не покрыли её шифером, после чего местная администрация решила, что теперь нашему дому место в жилом фонде, и перевела его туда.

Дом стоит на берегу реки в тридцати метрах от воды. Полушкино – первая деревня на речке Великой, вода в ней чистая. В деревне колодцев нет, воду для питья берут из реки. Вокруг поля, луга и лес с грибами, черникой, брусникой, красной и чёрной смородиной, малиной. Когда-то Полушкино было большой деревней с домами на обоих берегах реки. Были школа, магазин. В 1974 году, когда мы купили дом, в Полушкине уже не было ни школы, ни магазина, оставалось двадцать домов. Тем не менее это была полнокровная деревня. За деревней стояла ферма с дойным стадом, конюшня. Бидоны с молоком каждый день отвозили на центральную усадьбу. Почти в каждом личном хозяйстве были коровы, овцы и другая живность. Молока в деревне было хоть залейся. Траву по берегам реки, на лесных полянах выкашивали на сено. Покосы были строго распределены между жителями. Они иногда и назывались по имени владельца. По дороге в заказник мы проходим Дунин покос. Дуни давно нет на свете, а название осталось. На прилегающих полях рос овес, ячмень, рожь, лён, горох, клевер. Ближайший магазин был в пяти километрах в селе Воскресенском. Там же были почта, откуда можно было позвонить в Москву, библиотека и медпункт. Школа была ещё дальше – в четырнадцати километрах от Полушкина. Так что деревня наша находилась далеко от цивилизации. Главное неудобство заключалось в том, что добираться до неё было довольно сложно. От Вологды чуть больше часа на электричке до станции Бушуиха, дальше семь километров через лес по дороге, вдрызг разбитой, а после дождей местами просто непроходимой. Ох уж эта злосчастная дорога!.. Шли всегда с нагруженными рюкзаками, таща маленьких детей, одолеваемые комарами и слепнями.

Трудности дороги не останавливали ни нас, ни наших гостей. Старшего сына Илюшу первый раз привезли в деревню, когда ему был год, второго,