Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова

class="p1">Но как показало дальнейшее, к тому времени свои невзгоды Агнюша далеко ещё не исчерпала, и впереди у неё была долгая, богатая несчастьями жизнь. Сыновья окончили школу, отслужили в армии, старший и младший устроились работать в Вологде. Средний сын Коля в городе не прижился – тянуло в деревню. Вернулся домой, стал работать лесником и смотрителем той самой дачи, где когда-то работал отец. В молодости Коля был необыкновенно хорош собой: блондин с правильными чертами лица, вьющимися волосами, голубыми глазами. Ну просто сказочный Лель! Любил лес, пропадал на охоте. У него всегда были охотничьи собаки. Хороший, добрый, с чувством юмора парень. Женским вниманием он не был обделен, но семьи не сложилось. Надо думать, постояльцы на даче без спиртного не обходились. Видимо, и его угощали. Коля начал выпивать и к сорока годам стал законченным алкоголиком с попытками самоубийства. Мать прятала от него ружьё, опасаясь, чтобы он чего-нибудь с собой не сотворил, но не уберегла. В день своего сорокалетия покончил жизнь самоубийством – повесился! По нему горевала вся деревня.

Прошло несколько лет. Как-то летом в воскресенье молоденькая девушка пошла одна по лесной дороге из Полушкина на электричку и заблудилась. Её хватились, организовали поиски с работниками МЧС и добровольцами. К счастью, она сама вернулась в деревню. Рассказала, что, блуждая по лесу, устала, упала без сил и уснула. Приснился Коля, показавший ей дорогу. Проснувшись, пошла в указанном направлении, вышла к реке Великой и по её берегу вернулась в Полушкино с убеждением, что её спас Коля. А что? По всему, так оно и было.

Младший сын Агнюши – Павел, работавший в Вологде, был хорошим работящим парнем, всегда готовым помочь соседям. Когда же он выпивал, в него будто бес вселялся. Становился агрессивным, ищущим неприятности на свою голову и остальные части тела. И таки нашёл. Будучи пьяным, повздорил с соседом – бывшим уголовником. Тот забил его до смерти. Пашу тоже оплакивала вся деревня.

Судьба старшего сына Агнюши, Саши, поначалу складывалась вполне благополучно. Он работал в Вологде, женился, родилось двое детей: девочка и мальчик, которые летом гостили у Агнюши. У девочки были необыкновенные василькового цвета глаза! Семья получила двухкомнатную квартиру. Но зелёный змий и здесь сделал своё чёрное дело! Со временем Саша стал пить, пили вместе с женой, которая пила не меньше его. Недавно его не стало, жена умерла от пьянства раньше него. У их дочери с васильковыми глазами трое детей от двух браков. Из-за разгульной жизни её лишили родительских прав. Старшая её дочь, правнучка Агнюши, – красивая, милая и очень застенчивая девочка. Хочется, чтобы хотя бы ей судьба улыбнулась. В возрасте более девяноста лет в деревне одна Агнюша уже жить не могла. Жила у сына; не жила, а маялась. Когда становилось особенно невмоготу, переезжала на время к кому-нибудь из односельчанок, живущих в Вологде. Недавно её похоронили.

Вообще, полушкинцы отзывчивы и, когда надо, приходят на помощь односельчанам. В 1978 году большая беда пришла в семью Малининых. У хозяйки дома, Веры Малининой, обнаружили запущенный рак желудка. Оперировать было уже поздно. Её муж Николай так переживал, что скоропостижно умер вскоре после того, как узнал диагноз Веры. Николая Малинина уважали, и его смерть переживалась односельчанами как утрата для всей деревни. Был конец мая – время сажать огород. А как? Сын только что ушёл в армию, у Веры не было сил, оставалась только молоденькая дочь Нина, которой одной такую работу не осилить. Собрались соседки, человек семь. Я в это время была в деревне с тремя маленькими детьми и, оставив их на маму, тоже пришла помогать. За день большой огород вспахали, сделали гряды и засадили картошкой. И какая это была дружная и весёлая работа! С шутками и прибаутками! Чувствовалось, людям доставляло удовольствие делать доброе дело. После работы Нина собрала нас всех за накрытым столом, за которым тоже много шутили и смеялись.

Доброта и тактичность отличали и нашу соседку Катю Сорокину. Дом Сорокиных, стоящий на краю деревни, – самый старый в деревне. Он единственный уцелел во время пожара, случившегося в тридцатые годы, когда сгорела вся деревня. Предполагали, что её подожгла бывшая жительница Полушкина, семья которой славилась разгульностью и воровством. Говорили, что они могли утащить бадью, в которой подходило тесто и которую хозяева неосмотрительно выставили на улицу. Случилось, что во время пастьбы в лесу из деревенского стада пропал телёнок. Семейство утверждало, что телёнка, скорее всего, задрали волки. Односельчане усомнились и утром следующего дня в лесу у остановки поезда, идущего в Вологду, устроили засаду. Членов семейства во главе с матерью прихватили с мешками мяса. Их осудили на несколько лет тюрьмы. Освободившись из неё, мать, похоже, и отомстила односельчанам. Видели незнакомую женщину, которая прошла через деревню, после чего деревня загорелась.

Деревня заново отстроилась, а дом Сорокиных, низкий и маленький по сравнению с другими домами, остался, всё глубже врастая в землю. Жених Катерины погиб на войне, и она вышла замуж за Василия Сорокина, чья жена умерла совсем молодой, оставив трёх маленьких девочек. Катя воспитывала их как родных дочек. Провожала за четыре километра в школу (идти надо было через лес) и встречала из школы. Своих детей не завела из-за боязни, что будет их любить больше, чем неродных девочек. Надо признать, и девочки её любили. Катя была великой труженицей: большое хозяйство, огород, дети. Я не видела её праздной – всё время суетилась по дому и хозяйству, плела кружева. Девочки выросли, уехали в Череповец, повыходили замуж, родили детей, которые всё лето паслись у Кати. Её трое внуков дружили с моими ребятами, вечерами приходили к нам смотреть телевизор. Если я угощала детей или её чем-нибудь, Катя обязательно просовывала мне через забор ответное угощение. И от этого её невозможно было отговорить.

Катя надолго пережила мужа. Жила в деревне, пока ни пришла в негодность русская печь. Тогда на зиму перебиралась в Череповец, а летом её непреодолимо тянуло в деревню в нетопленную избу. Со слезами говорила:

– Деревни, дома жалко, лéса, реки жалко!

На моей памяти в лес она не ходила – не до того было, дай бог, с хозяйством управиться. В речке не купалась – плавать не умела, только бельё в ней полоскала. А всё равно тянуло в родную деревню, к своим подружкам-сверстницам. И мне было, как говорят в деревне, поваднее, когда вечерами светилось окошко в Катином доме. Последние года два